Орнамент - Винцент Шикула

бы жалко заколоть, он сейчас только стал разъедаться. Значит, я скажу своему знакомому, и тогда самую большую заботу скинем с плеч долой. Вина уже немного осталось, но можно было бы сколько-нибудь прикупить, лучше — целую бочку.

— Только не вздумай ничего покупать! — одернула его жена. — Если нужно будет, я сама все достану.

У Эвиной матери тоже развязался язык, она рассказала, что в кладовке у нее есть немного лука, она собиралась его продать, но теперь не продаст, потому что лук дорогой, на него большой спрос, а он еще пригодится для свадебного стола. — И когда же вы хотите пожениться? — спросила она.

— Мы пока не договорились, — ответил кто-то из нас.

Мать еще немного порассуждала, после нее слово взял тесть, сказал, что ему наше решение по душе, что он рад, точно так же, как и его жена, которая, как мы уже могли заметить, наделена даром языка, но не даром слова, а потому только мелет и мелет языком и никак не может добраться до сути. Вот и сейчас она все про свой лук.

Эвина мама даже испугалась. Знала, что если ее муж разговорится, его так просто не остановишь. Она подошла к нему и отвела в сторону, будто хотела что-то шепнуть, но сказала громко, чтобы он сходил в кладовку и принес кусок сала. Муж нахмурился. Снова, того гляди, могла вспыхнуть ссора, поэтому я тут же предложил ему сходить туда вместе. Отец обрадовался и сказал, что женщины его нисколько не волнуют и все, что он хотел сообщить, доскажет мне одному. — Матько! — обнял он меня. — Я чувствую себя, как в Рождество.

22

Я снова поехал в Бруски.

Взял с собой все вещи Йожо, только зимнее пальто, которое подарил ему, оставил в шкафу, но не потому, что хотел вернуть его себе. В другой раз привезу.

Но мой приезд закончился так же, как и предыдущий. Даже, наверное, еще хуже.

Дело в том, что Эва расплакалась и стала на меня кричать: — Зачем ты все это сюда притащил? Хочешь, чтобы Йожо ходил голым?

Назад я добирался уже ночью. От голода урчало в животе, поскольку меня даже ничем не угостили. Ах, если бы на небе было больше путей и созвездий, я б от огромной любви ко всем этим звездам засох!

Я шел осторожно. Йожо, может быть, уже сидит в нашей комнате.

Но дома я его не было.

Вся моя решимость тут же улетучилась. Я хотел было все ему рассказать, и по дороге тщательно к этому готовился. А теперь был даже слегка разочарован. Йожо никогда никуда не ходил, но сейчас словно хотел сделать мое неприятное положение еще более неприятным и сложным. Словно хотел таким образом мне отомстить. Раньше, изредка выходя из дому, он гулял только по двору или саду, да и то лишь вечером или ночью, ему хотелось подышать свежим воздухом и побыть одному. Но иногда он приглашал с собой и меня, мы разговаривали шепотом, и наши разговоры были особенными, эту особенность придавала им, видимо, тишина вечера, время от времени нарушаемая отдаленным гулом машин, проезжающих по центральной дороге мимо магазинов на площади Борша и памятника павшим. Иногда мы увлекались и начинали говорить громко. Каждый раз, замечая это, мы отходили немного в сторону и ненадолго умолкали. Я часто вспоминаю об этом. Раза два мы были в парке, а один раз ходили за город, но об этом я уже говорил.

Я вышел во двор и поверх забора поглядел в сад, но никого там не увидел. Хотел зайти к квартирной хозяйке, но передумал, решив сообщить о своей свадьбе сначала пани Ярке. Я надеялся, что к моему возвращению придет домой и Йожо. Но пани Ярки в корчме не было, работала ее напарница, а потому долго там задерживаться я не стал. Зайду к ней в другой раз, говорил я себе, сейчас для меня важнее Йожо. Нужно сегодня же ему обо всем рассказать. Может быть, он уже вернулся. По дороге я собрал с пригоршню камешков, хотел отдать ему вместо тех, что выбросил несколько дней назад и из-за которых мы поссорились. Я был уверен, что про ссору он уже забыл, и когда я вот так о ней напомню, он наверняка посмеется. С этого можно было бы начать. Если надо, я могу и извиниться, лишь бы только он не сердился, а потом выложу главное. Скажу ему, что ничего уже не поделаешь. Что мы с Эвой уже решили, хотим пожениться. Интересно, что он на это скажет? Мне вдруг стало смешно оттого, что я теперь буду родственником Йожо. Правда, о том, что Эва в положении, говорить было нельзя. Я поднял еще несколько камешков, у меня их была уже целая горсть.

Возле дверей я столкнулся с двумя мужчинами. Подумал, что они идут к хозяйке и хотел пропустить их вперед, но, как мне показалось, они были в нерешительности, я тоже растерялся и не знал, надо ли нажать на ручку раньше, чем это сделают они, и открыть им дверь.

— Заперто? — спросил я и хотел их обойти. Один из них остался на месте, зато другой сделал маленький шаг, и я вдруг понял, что он заступил мне дорогу. Это выглядело, как шутка. Я взглянул на них и непринужденно улыбнулся. Тот, что стоял передо мной, опустил глаза и слегка шевельнул губами, будто хотел что-то сказать и будто даже сказал, только я ничего не услышал. Вместо него подал голос второй: — Подождите, товарищ Гоз, мы бы хотели с вами поговорить.

Это меня так удивило, что я невольно огляделся по сторонам. Однако больше здесь никого не было, только они и я. Я их раньше никогда не видел и был уверен, что и они никогда не видели меня, хотя смотрели с таким выражением, будто намекали, что знают обо мне больше, чем любой из моих знакомых, это было прямо написано на их лицах, казалось, они хотели дать мне понять, что у них нет других забот, как только смотреть на меня.

— Вы меня ищете? — спросил я.

Он кивнул или как будто кивнул. — Мы из органов, — проговорил все тот же. — Пришли к вам по одному вопросу… — Потом улыбнулся и зашел с другого конца. — Хотели утром прийти, но, как видите, перенесли визит на вечер.

— Из органов? — переспросил я, повторив его слова. Действительно, я сразу не понял, с кем разговариваю. И по привычке, раз уж люди пришли ко