Памятник крестоносцу - Арчибальд Джозеф Кронин

свободное время. Я сейчас пишу первоклассную штуку – вид на променад. Мы с Ламбертом частенько ездим на натуру. Ты знаешь, они с Элизой ведь здесь. Он познакомился в посольстве с богатой американской вдовушкой и сейчас пишет ее портрет во весь рост.

Раздались шаги, и из-за фургона вышла Эмми. Она направилась было к Стефену, но, заметив Честера, внезапно остановилась. Какое-то странное выражение промелькнуло на ее лице.

– Что ты тут делаешь?

– Я всегда появляюсь там, где меня меньше всего ждут.

– Как фальшивая монета?

– На этот раз – как вполне полноценный тысячефранковый билет, – как ни в чем не бывало отвечал Честер, очаровательно улыбаясь. – Неужто ты не скучала в разлуке со мной?

– Просто не понимаю, как я ее пережила!

– Ну, не будь так жестока к старику Гарри. Ты знаешь, какие у меня слабые нервы. – Он поглядел на часы. – Ого, я уже должен бежать. В шесть часов свидание в отеле «Негреско». Но я хочу, чтобы вы оба приехали завтра утром ко мне на улицу Сирени, дом одиннадцать-б, – как раз напротив бульвара Генерала Леклерка. Позавтракаем вместе. Ламберты тоже придут. Вы свободны? Отлично. Это всего два-три километра по берегу. Трамвай проходит мимо моего подъезда.

Он улыбнулся, помахал тросточкой показавшемуся вдали фиакру, вскочил в него, откинулся на плетеном соломенном сиденье и был таков.

Эмми проводила его негодующим взглядом.

– Что он о себе воображает, видали! Оказал нам великую честь, предложил воспользоваться трамваем, а сам укатил в экипаже!

– Не будем ему завидовать. Ему тоже приходилось туго в свое время.

– Я не верю, что он сорвал банк. Верно, на содержании у какой-нибудь старухи.

– Вовсе нет. Очень может быть, что он и выиграл в рулетку, – таким, как Гарри, всегда везет. К тому же он волочится только за молоденькими и хорошенькими девушками.

– И притом слишком часто. – Она усмехнулась, обнажив мелкие, острые зубы. – Ничтожество, sale type![31] Он мне всегда был противен.

– Ты, значит, не пойдешь к нему завтра?

– Конечно пойду, не будь таким идиотом. Мы ему покажем, как задаваться, он еще пожалеет об этом.

Стефен в недоумении уставился на нее. Она терпеть не может Честера, это ясно. Зачем же в таком случае она принимает его приглашение? Может быть, ей хочется повидать Ламбертов? Он никогда не мог разгадать, что у нее на уме.

Когда они встретились на другой день, на ней было желтое муслиновое платье с вышивкой, очень узкое и короткое. Стриженые курчавые волосы были перехвачены желтой лентой. Она приветствовала Стефена своей обычной жесткой усмешкой.

– Можем мы взять фиакр?

– Без сомнения. Никаких трамваев.

Эмми выбрала самый нарядный из всех экипажей. Уселась, удобно откинулась на сиденье.

– Хорошо я выгляжу?

– Замечательно.

– Мне все равно необходимо было купить себе новое платье. Я купила это сегодня утром в «Галери мондиаль».

– Прелестное платье, – сказал Стефен. – И очень тебе к лицу.

– Я хочу показать этим господам, что им нечего задирать передо мной нос. Особенно Честеру. Он бог знает что о себе воображает.

– Да нет, Гарри не так плох. Немножко избалован, но это не его вина. Недурен собой – вот в чем дело.

– Так ты считаешь его интересным мужчиной?

– Я считаю, что найдется немало дурочек, готовых потерять голову от его голубых глаз и курчавых волос.

Она искоса испытующе взглянула на него.

– Во всяком случае, я не принадлежу к их числу.

– Да. – Стефен улыбнулся. – Я, по правде говоря, рад, что он тебе не нравится.

Они миновали проспект Распай – широкую улицу, обсаженную каролинскими баниониями, – проехали по бульвару Карно, потом вокруг залива по набережной и направились в сторону Болье. Небо было безоблачно, с гор веяло нежным и сладким ароматом цветов. Стефен чувствовал себя счастливым. Он сжал пальцы Эмми, и она несколько секунд не отнимала руки. За последние дни всевозможные знаки внимания, которые он беспрерывно ей оказывал, его бесчисленные маленькие подарки и обретенное им наконец умение владеть собой произвели, казалось, на нее некоторое впечатление.

– Ты славный, – промурлыкала она.

Этих ничего не значащих, случайно оброненных слов было достаточно, чтобы Стефен почувствовал себя на верху блаженства. Быть может, она в конце концов и полюбит его!

Они уже въезжали в Вильфранш. Комнаты Честера в маленькой гостинице «Сиреневый отель» на улице Сирени, спускавшейся почти перпендикулярно к набережной, выходили окнами на общий балкон, окружавший небольшой внутренний дворик. Посреди двора журчал обсаженный кактусами фонтанчик, зеленые кадки с цветущими олеандрами украшали балкон. Все выглядело опрятно, скромно, красиво и уютно – очаровательное pied-à-terre[32], которое Честер, с его умением устраиваться, вероятно, подыскал себе без малейшего труда.

Стефен и Эмми прибыли первыми, и Гарри подчеркнуто торжественно их приветствовал:

– Счастлив принимать вас в моем наследственном замке. Он не велик, но имеет свою историю.

– Очень темную и грязную, конечно, – съязвила Эмми.

Честер рассмеялся. Он был в белых фланелевых брюках и синей спортивной куртке с медными пуговицами. Надо лбом в густых, тщательно уложенных каштановых завитках светлела выгоревшая прядь.

– Если ты так думаешь, то я постараюсь, чтобы тебе в дальнейшем не пришлось испытать разочарования.

Он увел Эмми в спальню – снять шарф и перчатки, а Стефен, оставшись один в маленькой гостиной, огляделся по сторонам. Обстановка была банальная, только на стенах висели две акварели, и Стефен с первого взгляда узнал творения Ламберта. Он внимательно рассмотрел их, каждую по очереди: на одной был изображен душистый горошек в хрустальной вазе, на другой – небольшое семейство аистов, стоявшее в илистом, окутанном туманом пруду, и, всматриваясь в эти рисунки, Стефен дивился, как эта дешевка могла ему когда-то нравиться. Выполненные изящной, почти женственной кистью, акварели были вялы, безжизненны, лишены всякого своеобразия и абсолютно бессодержательны. Их могла бы написать обладающая некоторыми способностями преподавательница рисования в каком-нибудь женском пансионе. Глядя на них, Стефен понял, какой путь прошел он сам с тех пор, как впервые увидел Париж. Да, этот путь был нелегок, зато он помог Стефену осознать, что такое подлинное искусство.

– Хороши, верно? – Честер и Эмми вернулись. – Ламберт одолжил мне их на время, это очень мило с его стороны. Между прочим, на обороте указана цена. Может статься, кто-нибудь из моих гостей захочет их приобрести.

– А ты еще не показал нам своих работ.

– Да видишь ли, – с некоторым замешательством отвечал Честер, – дело в том, что у меня здесь почти ничего нет. Я все отправил в Париж. Давайте выпьем.

Он достал бутылку «Дюбонне», наполнил три рюмочки, затем протянул каждому по очереди тарелку со свежими креветками.

– Не