Черное сердце - Сильвия Аваллоне

Так, с угроз, началась революция.

Фрау Директорин была неизлечимым романтиком: она верила в восстановительное правосудие, в искупление через культуру. Насчет Марты Варгас она не ошиблась: идеальный кандидат для реализации ее проекта. Не утопического, – уточняла она. Гарантированное Конституцией право на образование. Варгас была сообразительной, у нее не диагностировали дефицита внимания, гиперактивности или чего-то еще. В ней был голод, в ней была здоровая злость. В отчете из Низиды говорилось, что Марта «часто посещала библиотеку», совмещая это с поджогом матрасов и попытками побега.

Легенда гласит, что в то апрельское утро Варгас встала и с вызовом сказала:

– Если у вас получится притащить лицей в тюрягу…

И что уже на следующий день Фрау Директорин тараном пошла на районную инспекцию учебных заведений. Достала все министерство образования, обрывая им телефоны, – упрямая, яростная, проклинающая, неудержимая.

В итоге, конечно, не лицей (не будем преувеличивать), а колледж туризма и гостиничного сервиса открыл филиал при женской колонии для несовершеннолетних, навсегда изменив судьбы если не всех, то некоторых.

А как их еще спасти?

Без истории, без Пасколи, Мандзони, Данте?

«Нельзя жить низменно, по-скотски»!

Вперед, учиться!

Эмилия и Марта вышли из Центрального вокзала в миланскую ночь. На пьяцца Дука д'Аоста они на мгновение остановились, ослепленные огнями. Обе подумали об одном и том же: никогда еще им не доводилось быть вместе, на воле, после девяти вечера.

– Ты выглядишь как бродяга. Ужин в ресторане сегодня отменяется.

– Я все равно не голодная.

– Послушай. – Марта пронзила ее острым взглядом. – Можешь пожить у меня. Тебе нужно войти в колею.

– Ты говоришь прямо как Фрау, – рассмеялась Эмилия.

– Конечно, мы созваниваемся каждые две недели. – Марта бодро зашагала к стоянке такси. – Она всегда спрашивает о тебе.

Эмилия удивилась. Она думала, что Марта, если отбросить воспоминания, порвала все связи с прошлым, с тюрьмой для малолеток. Прошло много времени. Обеим, словно по пророчеству злой феи, пришлось уехать оттуда, едва им исполнилось двадцать пять. Обе закончили отбывать срок уже во взрослой тюрьме, потом община, где они постепенно возвращались к подобию нормальной жизни. Но «малолетка» оставалась местом их юности.

– Что значит «мы созваниваемся»? Ты звонишь ей или она тебе? И почему ты мне раньше не сказала?

Марта взяла у Эмилии сумку – у нее получалось грациозно нести даже старую и грязную сумку.

– Хотела увидеть твое лицо, – ответила она не останавливаясь. – Кстати, ты побледнела.

– О, мы на свободе. Но как будто и не на свободе.

Марта остановилась и улыбнулась:

– А что тебя удивляет?

Они уже подходили к веренице белых такси, когда путь им перерезали какие-то парни. Их было трое, самому старшему на вид не больше двадцати трех: крутая бейсболка, часы на массивном браслете. Он смерил взглядом Марту и присвистнул.

– Привет, красавица.

Ни Марта, ни Эмилия инстинктивно не вздрогнули. Не отпрянули. Не ускорили шаг. Они внимательно смотрели на парней.

Двое других, те, что помладше, со смехом пихали друг друга локтями.

– Привет, – серьезно ответила Марта.

Фантазия, не что иное. То, о чем шутили в тени Большого двора.

– Куда вы так спешите?

Все трое – дикие и прекрасные. Но особенно он: куртка-бомбер, рваные джинсы, броская борсетка от Гуччи. Красивые глаза с длинными ресницами. Оливковая кожа, большие руки. Коварное, непредсказуемое, капризное божество. У него на лице было написано: судимый.

– Может, выпьем? – настаивал он, по-прежнему обращаясь только к Марте.

Эмилия была не в том виде, чтобы кого-то привлекать.

Парень протянул руку к щеке Марты, но она бросила сумку на землю и точным движением перехватила запястье.

– А вот этого не надо, – сказала она.

– Ого! – Божество снова присвистнуло и остановило свободной рукой друзей, уже готовых вмешаться. – Как тебя зовут? Я уже влюблен.

Обе узнали акцент: как у Афифы.

– Я – Марта, она – Эмилия. Предупреждаю: мы оттрубили больше десяти лет. Каждая.

Эмилия посмотрела на подругу: зачем? Вывалить вот так, первому встречному? Она бы не смогла, даже под пытками, даже тем, кого любила.

Марта и бровью не повела. Она держала руку парня, и его запястье, то, что без часов, было так близко к ее лицу, словно Марта хотела почувствовать вкус его кожи.

– А ты, тунисец, – спросила она, – как тебя зовут?

Тунисец улыбнулся. Они с Мартой как будто держались за руки.

– Хабиб. А это Рами и Лука.

– Чем промышляете? – неожиданно спросила Марта.

– Что за вопрос? – Хабиб нахмурился, готовый обороняться. – Мы механики, мы тут родились, в Италии.

Марта отпустила его руку.

– Механики не ходят с сумкой Гуччи и подделкой под «Ролекс».

– Она коп, – прокомментировал один из сопляков.

Марта вздохнула.

– Низида, «малолетка» в Болонье, потом Доцца. А ты, Хабиб, в каком роскошном отеле ты проживал?

Как будто Марта только этим и занималась: соблазняла малолеток у вокзала.

– Одна ходка в Беккариа, – признался Хабиб.

– О, я это сразу поняла. – Марта подмигнула окаменевшей подруге.

Из Сассайи, где из стремления все скрыть она нагромоздила горы лжи, Эмилия перенеслась в эту миланскую ночь, где Марта болтала о прошлом с совершенно незнакомыми людьми, не испытывая ни стыда, ни смущения.

– Твои друзья тоже сходили? – продолжала Марта.

Это был риторический вопрос: дружба заключенных всегда рождается в тюрьме. Хабиб кивнул и свернул на свою тему:

– Может, все-таки выпьем?

– Не сегодня. У моей подруги был тяжелый день. А в заведения, которые мне нравятся, вас все равно не пустят.

Парни обиженно зароптали, все трое.

– Учиться вам надо. – Марта произнесла это каким-то новым, материнским тоном, которого Эмилия никогда не слышала. – Получить диплом экономиста, юриста, потом жениться на таких, как я.

– Ты не была за решеткой.

– Была, но использовала время с пользой.

– Да пошла ты, пантера.

– А ты мне нравишься. Номерок оставь, может, я тебе позвоню.

Изумленный тунисец даже отпрянул.

Марта достала из сумки авторучку.

– Здесь пиши, – сказала она и повернула ладонь тыльной стороной.

– Зачем ты им все выложила? – спросила Эмилия уже в такси.

– Ты что сказала мне по телефону? Что скучаешь по тюрьме. Ну, я тоже. – Марта посмотрела в окно. – Помнишь, как мы мечтали, чтобы объединили женскую и мужскую тюрьму? Чтобы в наш монастырь прислали таких вот красавчиков?

– Не смешно. У меня разбито сердце.

– А если я оставлю тунисца тебе?

– Еще чего! У него черные кудри, он будет мне напоминать того, в горах.

– Черт, скажи, кудряшки отпадные? Красив как Аполлон! Молодой, чистенький. Не нужно ничего