Семь процентов хаоса - Эллен О'Кловер

В октябре я загрузил «ПАКС», а он сообщил, что я поселюсь в Уичито и стану учителем. В этом нет ничего плохого, но блин! Это все-таки не то же самое, что джазовый пианист в Нью-Йорке. Ну что, ушел в депрессию. Может, кто подскажет, как с этим жить. Заранее спасибо.

Первый же коммент от _bringtheheat:

ПОШЛИ ЭТОТ «ПАКС» КУДА ПОДАЛЬШЕ! И НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ НЕ ПЕРЕСТАВАЙ ИГРАТЬ, ДРУЖОК!

– Добавь его в список, – прошу я.

Отем кивает и подтягивает компьютер обратно к себе.

Я откидываюсь на спинку дивана. Рядом расположился Миллер со своим компьютером, тоже скрестив ноги по-турецки. На нем спортивные штаны и футболка с картинкой из видеоигры под названием Hades. Его волосы здорово отросли с августа и слегка вьются на лбу и над ушами. Завитки, мягкие, как пух, – теперь мне это известно по личному опыту. Я чмокаю его в шею, и он улыбается.

Торчим здесь целый день – мы с Миллером на диване, Отем растянулась на полу, Марен свернулась в кресле у камина. Работаем в команде – Отем и Марен ищут людей, я отправляю им сообщения от своего имени, Миллер фиксирует информацию и составляет график. У нас осталось шесть дней до возобновления занятий в школе, и, если все хорошенько продумать, этого времени хватит, чтобы выполнить задуманное.

– Как насчет перекусить? – интересуется папа, заглядывающий из кухни с мисками в каждой руке. Он крутится без передышки, совмещая работу в «Бобах» с кормлением компании подростков, зависших дома на время школьных каникул. Он не в восторге от того, что мы задумали, но и не категорически против. Думаю, он понимает, что я чувствую себя обязанной это сделать. – Я приготовил попкорн с чеддером и щенячий корм.

– Щенячий корм? – смотрит на него с пола Отем. – Что это?

Марен театрально ахает:

– Отем Лилиан Ли! Ты что, никогда не пробовала щенячий корм?

Папа ставит миску с попкорном на колени Миллеру, а щенячий корм протягивает Отем. Она осторожно заглядывает в миску.

– Это хлопья с шоколадом, сахаром и арахисовым маслом, – поясняю я.

– М-м-м. – Широко раскрыв глаза, она берет у папы миску. – Что-что, простите? Да, спасибо.

На подлокотнике дивана жужжит телефон Миллера. Феликс пишет нам в групповой чат с Джаз.

Нужно выбрать день до отъезда в Нью-Йорк, чтобы отрепетировать выступление. Когда вам обоим будет удобно?

Сообщение вежливое и деловое – раньше Феликс никогда к нам так не обращался. Но после той попытки объясниться возле лифта он разговаривает с нами только так.

Я поворачиваюсь к Миллеру, который все еще задумчиво смотрит на телефон, потом, сморгнув, говорит:

– Для меня это было больнее всего.

– Что больнее всего?

– Его предательство. – Миллер кладет телефон на подлокотник экраном вниз. – Феликс всегда был на нашей стороне, даже когда злился.

– Да, – тихо соглашаюсь я. – Знаю.

– Не могу поверить, что ему пофиг. – Миллер качает головой. Его силуэт подсвечен сзади огоньками на елке. – Как он мог? А казался таким хорошим парнем.

– Они все казались, – говорю я. Миллер ласково проводит рукой по моему шраму, потом по ладони, и наши пальцы переплетаются. – Никогда не угадаешь.

Он сжимает мою кисть, и я жму его в ответ.

– Иногда угадаешь.

– Ну, если только иногда. – Я с улыбкой легонько бодаю его в плечо.

– Ну все, хватит вам! – Марен шутливо кидает в нас декоративной подушечкой, и та хлопает меня по щеке. – Не вздумайте тут устраивать.

– О, да вы двое устроили целое представление у нас на глазах, когда ты знакомила нас с Отем.

Отем смеется:

– Извиняться не буду.

– Никаких представлений! – кричит из кухни папа, и через мгновение появляется, угрожающе помахивая лопаточкой.

Но это все несерьезно и кажется игрой по сравнению с настоящими угрозами, которые мы получали всю неделю.

Весь день, пока мы работаем, идет снег. Снежинки лениво планируют за треугольными окнами. Вера всегда любила такую погоду, даже, когда состарилась и перестала выходить из дома в гололед. «Чувствуешь себя внутри снежного шара, – говорила она. – Что может быть прекраснее?»

Иногда я мельком думаю о том, что сейчас делает мать в гостиничном номере посреди заснеженного города, но потом прижимаюсь к Миллеру, или смеюсь над шуткой Отем, или тянусь в миску за щенячьим кормом – и выталкиваю ее из сознания.

К вечеру мы набираем десять имен. Разрабатываем маршрут через Колорадо с тремя остановками и договариваемся о семи видеозвонках ребятам, проживающим в других штатах. Список людей, у которых «ПАКС» отнял мечту. Шесть дней на то, чтобы со всеми пообщаться и всех выслушать.

Мы всё спалим, как сказал Миллер. Осталось только разжечь огонь.

В среду утром, когда мы уезжаем в Колорадо-Спрингс на встречу с Jazzhands24 (на самом деле его зовут Оуэн), снег еще идет. Мы загружаемся в универсал, Миллер садится на пассажирское сиденье впереди рядом со мной, а Марен с видеооборудованием устраивается сзади. Похоже, мистер Кун не так прост, и у него можно позаимствовать не только пленочный фотоаппарат. Несмотря на каникулы, он вчера подошел в школу и выдал Марен всю необходимую технику.

– Ты точно знаешь, как всем этим пользоваться? – спрашиваю я, ловя ее взгляд в зеркале заднего вида, когда мы отъезжаем от ее дома.

Марен зевает. На ней свитшот с надписью «Университет Колорадо. Денвер», одолженный у Отем, волосы закручены в пучок на макушке.

– Думаю, да, – отвечает она, помахивая толстым самоучителем. – А если нет, у меня еще целых два часа, чтобы узнать.

– Мы в тебя верим, – говорит Миллер.

У него на коленях лежит открытый блокнот, в котором мелким аккуратным почерком записаны все вопросы интервью. Указательный палец прижат к верхней строчке.

– Рада, что хоть кто-то в меня верит. – Просунув между нами голову, Марен берет из подставки термос с кофе. – Потому что, если верить «ПАКС», я стану бухгалтером.

Я резко торможу на подъездной дорожке.

– Боже! Ты прошла анкетирование? – восклицаю я, оборачиваясь.

– Ага, – беспечно отвечает она. – И Отем тоже.

– И ты… тебе сообщили… Я…

Марен смотрит на Миллера:

– У нее отшибло мозги?

Мне наконец-то удается преодолеть свое потрясение.

– И тебе сказали, что ты будешь бухгалтером?

– Ну да. – Она делает глоток кофе. – И что я буду жить с каким-то чуваком по имени Пол.

Я никогда не видела ее более спокойной и невозмутимой.

– И тебя это не волнует?

– Да не особенно. – Марен тянется за ремнем безопасности. – Я знаю, кто я такая и чего хочу. Может быть, когда-нибудь все изменится, а может, и нет. – Наши взгляды встречаются. – Да, это самый умный алгоритм на свете, потому что его создала ты. Но все равно это всего лишь алгоритм. – Марен пожимает плечами. – И решение принимаю я сама.

Мы подъезжаем к Колорадо-Спрингс, когда солнце поднимается над дорогой и бледный зимний свет окрашивает все желтым. Мне пришлось снова включить телефон, чтобы держать связь с папой, – это было одно из его условий. Другое – чтобы мы обязательно делали видеозвонок перед личной встречей, чтобы убедиться, что «это действительно ребята, а не пятидесятилетние дядьки, дышащие перегаром и заманивающие нас в свои сети». Уведомления капают на телефон практически без остановки, из подставки для чашек так часто раздается писк, что Миллер в конце концов засовывает мой телефон экраном вниз себе под ногу, чтобы я его вообще не видела. Я смотрю на Миллера, и он, не отрываясь от своих записей, кладет ладонь мне на колено.

Реакции на заявление XLR8 резко разделились. Некоторые, как и мы, считают, что страдания людей и лишение их радости жизни нельзя оправдать ничем. Но многие не ходят об этом думать, потому что правда колет глаза. «Это шоу-бизнес, детка, – написал кто-то в комментариях. – Не задавай вопрос, если не хочешь получить ответ на него». У этого коммента двести пятьдесят тысяч лайков.

Мы договорились встретиться с Феликсом и Джаз на этой неделе, чтобы обсудить, на каких высказываниях делать акцент, подучить истории успеха и продумать все остальное перед Нью-Йорком. Все эти дни я, к неудовольствию Джаз, отмалчивалась в соцсетях – а что я могла сказать? Одно дело – наблюдать, как она врет в аккаунте «ПАКС», и совсем другое –