У смерти твоё имя - Диана Аркадная

* * *

Любовь Григорьевна ждет ее снаружи дома, на крыльце, сцепив руки на груди. Узловатые, скованные артритом пальцы без перчаток покраснели, но женщина, кажется, совсем не замечает холода.

– Не задерживайтесь, – предупреждает ее Лихачев, пока они с не проронившим больше ни слова Гавриловым проходят мимо к машинам. Александр сразу садится в свой седан. Покрышки визгливо проходятся по замерзшей земле, когда он стремительно разворачивается и отъезжает. Лихачев, закрыв одну ладонь другой, прикуривает сигарету, провожая напарника прищуренным взглядом, в котором досада мешается с пониманием.

– Давай пройдемся, – предлагает старшая медсестра. Сабина кивает и, быстро вернувшись в дом, надевает куртку, захватив и перчатки. Повернувшись, чтобы выходить, видит, что в дверях, ведущих в библиотеку, стоит, наблюдая за ее сборами, Чиркен.

– Гости еще не уехали? – спрашивает он, чуть склонив голову к плечу. Одной рукой он держится за косяк, словно удерживая себя от того, чтобы сделать шаг вперед, к ней навстречу. Выглядит мужчина при этом немного взволнованно.

– Один остался, он отвезет мою коллегу, – объясняет девушка, привычно поддергивая рукава. – Мы с ней немного прогуляемся, давно не виделись. Вы не против?

– Конечно, идите. Я пока займу господина следователя беседой и, быть может, ароматной сигарой. Судя по всему, он будет не против. – На губах Чиркена появляется легкая улыбка, хотя в лице все еще отпечатывается беспокойство. Сабина замирает, рассматривая его, но, встретив вопрошающий взгляд, торопится уйти. Ей становится не по себе, однако найти объяснение охватившему ее предчувствию трудно. А быть может, ей и не хочется его искать, ведь это грозит уничтожить те крупицы спокойствия, что у нее еще остаются.

На улице она отдает захваченные с собой перчатки Любови Григорьевне.

– Наденьте, а то пальцы потом будут болеть.

Они проходят несколько сотен метров от дома в молчании. Женщина идет медленно, рассматривая перчатки Сабины на своих руках как что-то совершенно незнакомое. Затем вдруг останавливается, поворачивается к ней и вновь сжимает ее в объятиях, быстро отпуская. Когда она отстраняется, Сабина видит в ее глазах влажную пелену.

– Что же вы? – растерянно шепчет девушка. Поведение старшей приятельницы ее обескуражило. Та качает головой и быстро утирает покрасневшие веки кусочком шали, высунутой из-под дубленки.

– Знаю, что не самый близкий тебе человек, – порывисто начинает она, протягивая руки и беря Сабину за самые кончики укрытых длинными рукавами парки пальцев. – Но, пожалуйста, заботься не только о других, но и о себе. Ты совсем этого не делаешь. Все эти годы, что тебя знаю, как будто не жизнь живешь, а повинность отбываешь. Если что-то не так – не молчи, не терпи до последнего.

Сабина чувствует, как прогорклый ком внутри, поселившийся в ней несколько дней назад, немного уменьшается. Глазам на секунду становится горячо и тут же холодно.

– Хорошо. – Она отступает от женщины и нервно проходится пальцами по длинной косе, решаясь. – На самом деле у меня есть просьба к вам.

Любовь Григорьевна чуть хмурится, но кивает, показывая, что слушает.

– Мне бы хотелось поговорить с женщинами, которые работали здесь раньше, но у меня нет их контактов. Спросить Чиркена по некоторым причинам не могу, к тому же это, скорее всего, не даст результата. Он пытался с ними связаться, и безуспешно. Знаю только, что двух нанимали в частных агентствах в городе, а третья, Валентина, приезжала с соседнего областного центра.

Старшая коллега в задумчивости прихватывает губу, глядя куда-то в сторону.

– Ты рассказывала, помню. Они быстро уволились из-за конфликтов с сыном хозяина дома?

– Да, и больше на связь не выходили. Я подумала, может, вы сможете в этом помочь? Вы же много где работали.

– Не вопрос, попробую пробить у своих знакомых, – обещает женщина, а затем добавляет: – Может, тебе тоже вернуться в город и куда-нибудь в агентство перейти?

Вопрос застает Сабину врасплох. До этого Любовь Григорьевна всячески поддерживала ее в том, чтобы принять предложение Чиркена о работе. Неужели что-то изменилось?

– У меня пока есть работа, – осторожно замечает она, наблюдая за тем, как лицо приятельницы прорезают тревожные морщины.

– Я раньше здесь никогда не бывала, поэтому в байки не верила, тем более что суеверной меня не назовешь. Но сейчас прямо жуть находит… – Женщина мнется, а затем чуть слышно бормочет: – Одним словом, Чертова гора.

Девушке сначала кажется, что она ослышалась:

– Как вы сказали?

Любовь Григорьевна обхватывает себя руками за плечи и бросает сумрачный взгляд за плечо, где высится в отдалении нарядная ротонда.

– Это происходит в городе не впервые. Я была еще школьницей, но хорошо помню. Дело было в семидесятых, выдалось несколько неурожайных лет подряд, многие семьи в округе тогда голодали, и мужчины шли на промысел в местные леса. Вот только некоторые так и не возвращались, гинули где-то. Дошло до того, что каждую неделю-две могли недосчитаться товарища. Потом все резко прекратилось, но дурная слава у возвышенности еще с десяток лет оставалась, городские ее прозвали Чертовой горой. А никого из пропавших так и не нашли. Не знаю, может, та старая история так давит, но отсюда поскорее сбежать хочется. Не представляю, как ты здесь живешь.

Сабина словно впервые смотрит на дом, оставшийся позади, старый, но все еще крепкий; окружавшие его деревья, укрытые первым снегом; небо, серо-белое, стеклярусное от укрывавших его низких облаков. Услышанное хочется обдумать. В списке Тимура было это название «Чертова гора», и дата совпадала.

– Сколько пропавших тогда было? – спрашивает она.

– Точной цифры не помню, но больше двух десятков.

В записях Тимура значилось двадцать три. Получается, на том листе действительно были указаны погибшие люди.

Нет, не просто погибшие – убитые.

В том, что ее подопечный по какой-то причине увлекся мрачной историей здешних мест, нет чего-то необычного. Возможно, ей бы тоже было интересно узнать о собственном доме разные легенды, если бы они существовали. Однако вкупе с открывшимися девушке в последние дни секретами этот интерес кажется отчего-то недобрым и несущим знамение беды. Что же касается самого поместья и ее места в нем…

Сабина оборачивается обратно к Любови Григорьевне, и едва заметная улыбка изгибает уголки ее рта. Возможно, то, что она скажет, и странно после всего рассказанного женщиной.

– Знаете, именно здесь я чувствую себя как дома.

* * *

Чиркен любезно предлагает гостям остаться на обед, но оба, кажется, стремятся поскорее покинуть поместье Пашуковых. Уезжая и увозя Любовь Григорьевну, Лихачев выглядит как человек, поглощенный какими-то сомнениями. На прощание они