Сонет с неправильной рифмовкой. Рассказы - Александр Львович Соболев

сорок пять лет, казалась ему невыносимой. Может быть, если бы на работе он имел дело с вещественными сущностями, а не бесконечно повторяющейся комбинацией нулей и единиц, в кромешной тьме появляющейся и исчезающей на вращающемся намагниченном кругу, ему было бы легче: даже рабочий на конвейере способен утешаться тем, что созидаемые им предметы окажутся полезны для человечества. Но полная абстракция происходящего вокруг не давала Лукутину и этой утешительной иллюзии: по сути, если бы он пять дней в неделю после ритуальной полуторачасовой автомобильной пробки восемь часов делил бы на карманном калькуляторе ноль на ноль, практическая польза от его занятий не изменилась бы ни на йоту. Выскочить же из этого круга было невозможно в принципе — ибо вся мощь рекламных мозгопашцев была направлена на удержание человека в узде, невидимой как гравитация и столь же непобедимой.

Встречи с проститутками были для него на этом фоне родом отдушины: с ними не нужно было ни притворяться, ни держать ухо востро. От всех иных окружающих его людей какая-нибудь Снежана или Марианна отличались тем, что не метили на его место, не наушничали начальству и, вообще, не связывали с ним никаких планов, — а лишь с античной простотой меняли скромную сумму на незатейливую услугу. Побывав однажды вместе с женой на экскурсии в Помпеях, он с теплой волной узнавания разглядывал древние фрески на стене дивно сохранившегося лупанария: даже не задумываясь над курсом денария к рублю, было очевидно, что за прошедшие века человечество ушло недалеко.

Лупанариев в Москве было великое множество, но после нескольких неудачных опытов он ходить по ним перестал, твердо предпочитая вызов барышни на дом. Это было ощутимо дороже и не позволяло предварительно оценить ее стати (фотографии из каталога, естественно, безбожно лгали); отправить же прочь уже приехавшую девушку ему не позволял особенный кодекс, сам собой вызревший в его зашоренной душе. Но все эти скромные опасности и неудобства меркли перед чередой неловкостей, подстерегавших его в доме свиданий — от недремлющего ока консьержки до возможности встречи с другими джентльменами, явившимися по тому же поводу, — и над всем этим висела мрачная туча ожидания полицейской операции.

Другой раз и навсегда принятый им принцип состоял в том, чтобы не встречаться с одной и той же барышней дважды. Еще много лет назад, в самом начале его похождений в этой области, по вызову приехала девица, поразившая его своим несходством со стереотипами. Была она несомненно умна, в меру застенчива и с совершенно правильной речью — без всякого следа южного говорка, непременно присущего большей части ее товарок. Проведенные с нею два часа, мало чем примечательные в физиологическом плане, отзывались потом в душе Лукутина таким блаженным воспоминанием, что он, в следующий раз звоня диспетчеру, настоял, чтобы ему непременно прислали ее же — и встречал ее во второй раз уже не как случайную обслугу, а как долгожданную гостью. В результате, сам того не заметив, он втянулся в воронку страданий, подобную той, которую в то же самое время врачевал. Снедаемый неврастенической ревностью, он превращал собственноручно оплаченные часы работы своей Лауры (чей сценический псевдоним более чем подходил к ситуации) в непрерывный растравляющий душу допрос, венчаемый актом возмездия, — и когда она с явным облегчением отбывала прочь, он еще продолжал мучиться от целого букета сожалений. Выходом было бы взять ее на содержание и, таким образом, до известной степени монополизировать расточаемое ею блаженство, но в терапевтическом смысле это был полный тупик: по сути, он удваивал семейные расходы, получал дополнительное обременение в виде необходимости постоянно таиться от жены и не приобретал, прямо говоря, ничего — кроме временного усыпления зеленоглазого чудовища, о котором так хорошо говорилось на лекциях по мировой культуре.

Тогда, напружив свои внутренние силы, он эту ситуацию переломил, заставив себя позабыть прелестницу и, как принято, найти утешение в иных, сопоставимо дорогостоящих объятиях, но воспоминание об этой истории еще несколько лет преследовало его. Гарантией от повторения служил описанный выше принцип, благо, воплотить его в жизнь ничего не стоило. Бывшие братские республики, а иногда и российские области победнее гнали в столицу сотни и тысячи дебютанток ежемесячно, так что подобрать кандидатуру по своему не слишком требовательному вкусу для Лукутина не представляло никаких трудностей. Тем более, в самом листании бесконечного каталога «Подбоч. ком» было уже свое особенное удовольствие предвкушения, с годами начинавшее постепенно заслонять для него даже сам коронный номер. За каждой манящей фотографией очередной прелестницы в воображении разворачивалось подобие рекламного ролика, подвижного театра на двоих с Лукутиным в главной роли — и, проиграв в воображении маленькую типическую сценку, он переходил к следующей соискательнице. Его чувства в этот момент были в общем за пределами чистой физиологии: он наслаждался свободой возможностей, которой так не хватало ему в жизни. Легкое чувство вины перед женой (которое он быстро научился игнорировать) было единственным омрачающим обстоятельством, все же остальное — от телефонных переговоров до сервировки стола — проходило уже по ведомству удовольствий.

Много лет назад он завел себе специально для звонков подобного рода отдельный телефон с анонимной сим-картой, купленной у метро; он хранился, небрежно спрятанный, в ящике письменного стола. Нужные номера были записаны с наивным шифром — «шиномонтаж», «сервис», «гаражи»; вероятно, на той стороне тоже велся учет клиентов, поскольку с годами ритуал появления барышни упростился. Еще несколько лет назад она прибывала в сопровождении молчаливого шофера, который наскоро оглядывал квартиру, чтобы убедиться в том, что претендент представлен единственным экземпляром (коллективные увеселения обговаривались заранее и оплачивались по особому тарифу). Нынче же барышня просто звонила в домофон, сообщая «это Галя» или «привет», — и Лукутин выходил ее встречать к лифту, каждый раз радуясь про себя, что в доме нет консьержки, а остальные три квартиры на лестничной площадке заняты временными жильцами и, следовательно, жене никто ничего не расскажет.

В этот раз все поначалу шло как обычно. Убедившись, что самолет жены благополучно приземлился в Казани, он открыл заветный сайт, защелкнул фильтр «выезд» и отсортировал анкеты по новизне. За те два месяца, что он здесь не был, сюда добавилось, судя по всему, население небольшого города или как минимум поселка городского типа: поддавшись эндорфиновой волне, Лукутин помечтал немного, как мог бы выглядеть такой поселок и каким образом можно было бы обставить дружественный визит туда. Пробегая взглядом ряды манящих фотографий (иные лица были замаскированы, но взамен на первый план выводилась какая-нибудь другая, в перспективе не менее прельстительная деталь), он машинально подумал, насколько за последние годы изменился в этой области стандарт предложения. Ушли в прошлое шикарные Анжелики, Марианны и Генриетты,