Нино и её призраки - Анна Аркадьевна Теплицкая

яичницу. В отличие от остальных домочадцев, муж предпочитал скудный завтрак. В это утро он ограничился вареным яйцом и стаканом чая. Алексей Александрович взглянул на меня, отметил красноту щек и, кажется, его лицо дрогнуло.

— Будешь есть, Нино? — осведомился он.

— Нет, — прошелестела я.

Молча смотрела, как мальчишки уплетают за обе щеки, как Алексей Александрович рассказывает им про страшных террористов на Ближнем Востоке. Наконец дети убежали, пробросав ложки в белковые остатки. Муж подошел ко мне, обнял сзади и поцеловал в волосы. В глазах защипало уже понастоящему.

— Я вообще ревную к этой твоей Васе, — только и сказала я.

Наполовину это было кокетство, ведь ни во время учебы, ни на службе Алексей Александрович не завязал ни с кем дружеских отношений, у него как будто действительно не было других увлечений, кроме семьи и работы, точнее наоборот — работы и семьи. Но на другой половине никакого кокетства не было.

Подозрительно, что Вася постоянно крутится неподалеку от него.

— Во-первых, она не моя, а всего главного управления Генерального штаба вооруженных сил. Вася — капитан ГРУ. Во-вторых, она уже лет пятнадцать замужем. А в-третьих, ты ее видела?

— Видела.

— Ну и как? — он захохотал.

— Не очень, — честно призналась я.

— Вот именно. А ты у меня очень-очень.

— Все, не трогай меня, — повела я плечом. — Достала твоя работа и твои бабы.

— Да какие бабы! У нас, кроме Васи, никого в отделе и нет.

— А секретарши? — Нет.

— А кадровичка?

— Кадровик.

Я немного развеселилась. «Все-таки он мой муж, и с ним можно подружиться, — уговаривала я себя. — Нам надо чаще разговаривать и смеяться». Кому и что я пытаюсь доказать? Пришел — уже хорошо. «Ничего не хорошо, — твердила другая часть меня. — Я что, должна тут сидеть и ждать, пока мужик соизволит домой прийти? Мне что, нечем себя занять? Я не из тех женщин, которые позволят на себе ездить. И где все-таки он ночевал?» Стоило мне об этом подумать, гнев всколыхнулся вновь. Алексей Александрович даже не извинился за опоздание.

— Я извинился.

— Извинился для проформы! Не от всего сердца!

— А как нужно извиниться от всего сердца?

— Тебе все разжевывать надо?

Я отбросила стул и пошла в спальню, теперь по-настоящему я чувствовала себя одинокой и раздавленной. И что делать? Подошла к будуару и вытащила все шпильки из прически, смыла остатки макияжа, набрала ванну. Погрузившись в воду, я погладила свои бедра, полюбовалась на грудь, так красиво вздымавшуюся над горячей гладью, и снова ощутила себя роскошной. Я решила ответить Нику, и ничего, что прошло уже три дня. Написала: «У тебя есть все женщины Питера. На хера тебе нужна я?» Ответ пришел сразу: «Без тебя все не имеет смысла».

Глава 38

Уже целую неделю мы с Алексеем Александровичем держались друг с другом холодно. Зачастую у нас проходили напряженные периоды, но эта ссора стала чуть ли не худшей из всех. Сначала я чувствовала себя разъяренной, потом приходила обида и сменяла злость, но вместе с тем я стала чувствовать себя еще более несчастной, чем раньше. Иногда случался порыв, и я искренне хотела все исправить, но грузинская гордость не позволяла мне сделать первый шаг; ведь идти на компромисс всегда должен он, а не она.

— Эти правила не работают, когда ты столько лет в браке, — сказала Алиска. — Кто накосячил, тот и извиняется.

— Так ведь это он не пришел вовремя!

— А ты выставила ему еду за дверь.

— А он ушел на всю ночь из дома.

Алиса вздохнула:

— Не знаю, у вас все очень сложно.

Поэтому я нашла другой выход — решила все свободное время купаться в прошлом. Мир вокруг меня потускнел, я перестала радоваться ежедневным вещам, мечтала только поскорее вернуться в кабинет Николая Васильевича и запереться там до глубокой ночи.

— Эти воспоминания стали для меня реальнее, чем настоящая жизнь, — как-то после очередного сеанса пожаловалась я Николаю Васильевичу.

— Так неправильно, Нино, мы ожидали противоположного эффекта.

— Ничего не могу с собой поделать.

К прошлому у меня разыгралось ненасытное любопытство, как будто я нашла коллекцию старых любимых фильмов, которые по глупости смотрела лишь единожды и теперь этот нестерпимый зуд сводил с ума, терзал, требовал пересмотреть все эти картины с моим участием. Особенное удовольствие я получала, заходя в те двери, где была совсем юная: по накалу страстей это была самая интенсивная пора, причем мне нравилось вновь ощущать себя худой и молодой. Я должна была разобраться с тем, что произошло у нас с Гелой после «случая в библиотеке».

В очередной раз я вошла в Ийкину квартиру, и меня заволокло счастье. В голову бурным потоком хлынули мысли шестнадцатилетней давности, утопив мое взрослое сознание: «Самая красивая женщина, которую он видел». Это был просто комплимент? Или отцовская похвала? Зачем он это сказал, и в таком тоне, как будто между делом. Переживает Гела об этой случайной фразе, считает напрасной или даже не помнит? Я ощутила, как зашевелилось беспокойство — а вдруг реально забыл? Если так, значит, он просто хотел подбодрить одинокого глупого подростка, который должен был сидеть в библиотеке из-за лучшей подруги… а что, очень даже может быть, я просидела там полтора часа.

«Самая красивая…» — я вертела эту фразу и так, и эдак, взвешивала, переворачивала, отстраняла подальше, приближала и рассматривала внимательнее. Нет ли намека, коварной трещинки, за которую можно зацепиться и заплывать в фантазиях все дальше и дальше от реальности, пока ноги перестанут ощущать твердость дна.

Может, Гела хочет, чтобы я проявила инициативу? Типа, он чувствует себя беспомощным, он же придерживается традиций, тогда первый шаг должна сделать я? Вообще, логично, Гела же старше на двадцать пять лет, он не может подкатить к подростку.

Я сосредоточилась и не без труда вывернулась из сумбурного сознания молодой девчонки к взрослой спокойной ясности. Надо сказать, удалось это не в полной мере, тонкая нить требовательно тянулась откуда-то из глубин. Думать про это было свежо и интересно.

Господи, Нино, хотела сказать я ей, успокойся, ведь уже по крайней мере месяц прошел с того невразумительного разговора в библиотеке. Но я помнила, что успокоится не получалось, совсем наоборот, женское и нетерпеливое кипело, хотело излиться, и чем больше я