Готические истории - Коллектив авторов

– Так я занимаю комнату вашей сестры? – удивился я.

– Да.

– Мне стыдно, что она вынуждена обходиться без нее.

– О, это ничего, она не в обиде.

– Впрочем, будь я на ее месте, – прибавил я, – я вернул это бюро туда, где оно стояло.

– Что вы имеете в виду, Хэйвуд? Вы верите каждой бабушкиной сказке, какая только есть на свете?

– Однажды она может сильно испугаться, только и всего, – ответил я.

Он улыбнулся со столь явной смесью жалости и презрения, что я чуть ли не возненавидел его. Будучи уверен, что Летиция воспримет любой подобный намек сходным образом, я не был склонен давать ей советы относительно этого бюро.

В последние дни, проведенные мной у Хитриджей, не произошло почти ничего, достойного упоминания. Так или иначе, особенных успехов с Летицией я не добился. Думаю, я лучше узнал ее натуру, и потому с течением дней не влюбился до беспамятства. Могу сказать, что ее общество уже меньше занимало меня, хотя я все еще старался расположить ее к себе – или, точнее, произвести на нее благоприятное впечатление. Не знаю, ощутила ли она какую-либо перемену в моем поведении, но я, помнится, вновь начал замечать, что нос у нее как будто прищемлен, и меня стало несколько раздражать, что она вечно убирает мою книгу. В то же время – не могу не признать – я и сам вел себя вызывающе, поскольку никак не мог свыкнуться с такой чистотой.

Наконец настало Рождество. После завтрака сквайр, Джеймс и обе девочки решили пойти в церковь. Летиции тогда не было рядом. Я отказался под предлогом головной боли, так как плохо спал прошедшую ночь. Когда они ушли, я отправился в свою комнату, рухнул на кровать и вскоре уснул.

Не знаю, сколько я проспал, но проснулся я с тем же неизъяснимым, но при этом столь знакомым чувством, что я не один. При свете дня это чувство было едва ли менее ужасным, нежели в темноте. С тем же резким усилием, что и прежде, я сел в постели. Перед открытым бюро в том же самом положении виднелся силуэт. Однако я не мог разглядеть его как следует. Поборов первый животный испуг, я встал так тихо, как только мог, и подошел к сидящей. Я не трус. Едва я подобрался настолько близко, что мог видеть раскрытую на крышке бюро счетную книгу, женщина встала и, повернувшись, показала лицо – это была Летиция. Она залилась яркой краской.

– Прошу прощения, мистер Хейвуд, – в немалом смущении проговорила она. – Я думала, вы пошли в церковь с остальными.

– Я прилег с головной болью и уснул, – ответил я. – Но, извините меня, мисс Хитридж, – прибавил я, ибо страшное совпадение всецело завладело моим умом, – не думаете ли вы, что на Рождество было бы лучше пойти в церковь, нежели поверять расход?

– В святой день и дело свято, – ответила она с несколько оскорбленным видом и повернулась, чтобы выйти из комнаты.

– Простите, Летиция, – со всей серьезностью продолжил я, – но я хочу вам кое-что сказать.

На ее лице отразилось понимание. Мне не пришло в голову, что ей, возможно, представилось, будто я собираюсь сделать признание. У меня же на уме было совсем иное. Я подумал, как ужасно, если и она, подобно своему призрачному предку, должна будет нести вечное наказание, одержимая этим бюро с его отвратительными счетами, и внезапно решился рассказать ей все. Она слушала с меняющимся выражением лица, глядя в сторону. Когда я закончил – что сделал, боюсь, не без некоторого личного посыла, – она подняла голову, посмотрела мне в глаза, чуть скривив тонкие губы, и ответила:

– Если бы я нуждалась в проповеди, мистер Хейвуд, я бы сходила в церковь. Что же до привидения… Мне вас очень жаль.

С этими словами она вышла из комнаты.

Остаток дня прошел для меня невесело. Я снова сослался на головную боль, чтобы отправиться спать пораньше. Как ненавистна была мне теперь эта комната! На следующее утро, сразу же после завтрака я покинул Льютон-Грейндж.

– И, возможно, потеряли хорошую жену, и все из-за какого-то привидения, дядя! – сказала Дженет.

– Если я и потерял жену, то весьма скаредную. Я бы стыдился ее всю свою жизнь.

– Но лучше скаредная, чем расточительница, – заметила Дженет.

– Как знать, – ответил дядя. – Вся разница в том, что расточительство губит богатых, а скаредность – грабит бедных.

– Но, может быть, дядя, с тех пор она раскаялась, – сказала Кейт.

– Не думаю, Кейти. Взгляни.

Дядя Корнелий достал из нагрудного кармана письмо с черной каймой.

– Я поддерживаю дружбу с ее братом, – сказал он. – Он предполагает лишь, что мы поссорились, либо она меня отвергла, – но не знает точно, что именно случилось. В оправдание Летиции замечу, что она была не из сплетниц. Что ж, вот письмо, которое я получил от Джеймса этим самым утром. Я прочту его вам:

«Мой дорогой Хейвуд,

Этим утром мы пережили страшное потрясение. Летти не спустилась к завтраку, и Лиззи пошла взглянуть, не больна ли она. Мы услышали ее крик, и, поспешив наверх, нашли бедную Летти за старым бюро – мертвой. Она навалилась на крышку, смяв свою расходную книгу. Мы полагаем, она оставалась в таком положении всю ночь, потому что была еще не раздета и уже холодна. Доктора говорят, всему виной слабое сердце.»

– Вот так-то! – сказал дядя Корни, складывая письмо.

– Вы думаете, дядя, привидение к этому причастно? – еле слышно спросила Кейт.

– Как знать, моя дорогая! Не исключено.

– Очень грустно, – сказала Дженет, – но во всем этом нет никакого прока. Вот если бы привидение явилось сказать, что оно спрятало деньги где-нибудь в тайном ящичке старого бюро, можно было бы понять, почему ему разрешили вернуться. Но какой прок в этих старых счетах, когда с ними уже давным-давно покончено? Не верю я в это привидение.

– Ах Дженет, Дженет! С этими злосчастными счетами, как видишь, отнюдь не покончено. В том-то и беда.

Не прибавив ни слова, дядя Корнелий поднялся, пожелал племянникам доброй ночи и ушел навстречу ветру.

Об авторе

Джордж Макдональд в 1860-x годах

Джордж Макдональд (1824–1905) – шотландский писатель и поэт, стоявший у истоков современного фэнтези и оказавший значительное влияние на многих авторов этого направления, в том числе Дж. Р.Р. Толкина и К.С. Льюиса (который считал Макдональда своим «духовным наставником»). Его литературное наследие исчисляется пятьюдесятью томами (среди которых 31 реалистический роман),