Сны за полночь - Ольга Васильевна Ярмакова

Поверье жило в народе: когда рождался ребенок шестипалым или с хвостиком, то его называли чёртовым отродьем и предрекали силу в нём особую да недобрую. А уж силой Марья не была обделена. Все травы знала, где и как применить. Врачеватель из неё вышел бы знатный, если бы не ворожба, к которой склоняли временами её деревенские женщины в свою угоду. Из-за тёмного ведовства и боялись её, обходя дом кругами и сплёвывая через левое плечо. Терпели Марью до той поры, пока судьба не занесла в её деревню парня одного.

Михай сразу приглянулся всем незамужним девицам, да и супружницы кидали в сторону видного паренька нескромные взгляды. Рослый, осанистый да широкий в плечах с мощными руками и крепким торсом, Михай казался былинным богатырём на фоне простецких деревенских мужичков. Естественно, что мужеское население деревни сразу воспылало к нему не самыми добрыми чувствами, обдумывая, как бы избавиться от пришлого молодца. А Михай, знай себе, пропускал мимо колючие взгляды парней и холодные слова зрелых мужей, лишь задиристо ершил копну светлых волос на голове, да залихватски смеялся. И глаза его зелёные искрились золотистыми огоньками. Куда там простым девицам, и Марья попала в плен его очарования, полюбив с первого же взгляда.

Житья парню не стало и вовсе, когда вблизи деревни принялся околачиваться громадный медведь. Все, как один утверждали, что и не зверь это вовсе, а оборотень – человек, что днём ходит на двух ногах и не отличается от обычных людей, а ночами оборачивается медведем и бродит близ домов, выискивая поживу. Даже описывали чудище одинаково: громадного ростом, с зелёными горящими глазищами с блюдца величиной и жуткой зубастой пастью; а шкура пренепременно была светлой, чуть ли не цвета соломы.

Суеверный народец обвинил Михая в сговоре с Бесами и в том, что это он и есть тот самый оборотень. И хоть никого из людей и скотины домашней не тронул чудной зверь, на парня сыпались угрозы в скорейшей расправе над ним, а заодно и над ведьмой, невестой его наречённой.

Затравили Михая, а вместе с ним и Марью, изгнав их в один день из деревни навсегда. Медведь, к слову, как только они ушли, больше не объявлялся, отчего жители ещё больше утвердились в правоте своих догадок и правильности поступка.

Михай, действительно был оборотнем, но не таким уж свирепым, как считали деревенские простаки. Пребывая в шкуре зверя, рассудка он не лишался и всё ясно осознавал и будучи по природе своей миролюбивым никого не трогал. А свирепел Михай лишь тогда, когда угрожали его возлюбленной и ему самому.

Некуда идти было этой необычной паре и выбрали они дорожку одну извилистую, что вела в самую глубь Заклятого Леса, простиравшегося сразу за Туманным Болотом. Михай хоть и происходил из древнейшего чародейского рода, но руки у него были по истине золотыми. Всякая работа ладилась в его крепких руках. Всякое дело было ему по плечу. За год отстроил он добротную избу, где и обжился со своей юной женой. Из Михая вышел и превосходный охотник.

А Марья хлопотала в избе, пока муж охотился, и работала в саду, что разбили они вдвоём с супругом за домом. Когда же появлялась нужда в тканях и зерне, то Михай выбирался из Заклятого Леса, как правило, не чаще раза в три месяца, и отправлялся на ярмарку в ближайшую деревню. Там о нём ничего не знали, и слыл он простым охотником, торгующим дикой птицей да зверьём лесным.

Прозвище Свирепый ему дал люд простой за взгляд его суровый, да нетерпимость когда кто обижал зверушек в лесу забавы ради. Тогда Михай сатанел, бросался на изуверов и колотил их без устали. Причём ему всё равно было, сколько пред ним противников, хоть десять, никто не мог одолеть его в моменты лютой злобы.

Товар, прикупленный на ярмарке, Михай старательно укладывал в возок, в который были запряжены собаки. Настолько диковинной казалась повозка не менее странного охотника, что за спиной Михая слухи обрастали нездоровой фантазией и, в конце концов, ему приходилось менять место торговли, предпочитая всё более отдалённые деревушки, где о нём ничего не знали.

История повторялась вновь и вновь, деревни сменяли друг друга и однажды Михай добрёл до мрачного селения под названием Яг, что особняком лежало ото всех деревень у самых Тёмных Гор. Там проживал особенный люд – убогие изгнанники, да отверженные чародеи вроде Марьи. Лишь в этой диковинной деревушке никто не смотрел косо на Михая, молча торгуя с ним на равных и не задавая лишних вопросов. Собственно, никому не было дела до пришлого охотника и его возка с собаками, что вполне устроило супруга Марьи, и лишь сюда пригонял он свой возок с дичью в дальнейшем.

Тихо да ладно проживала юная чета в чащобе Заклятого Леса. Спустя год родила Марья первенца – девочку, которую нарекли Василисой. Имя прапрадеда Василия Окаянного дала малышке чародейка. Ведь именно он пару веков назад не устрашился жуткого тёмного ритуала и, предав себя добровольно в руки волхвов, стал первым в своём роду колдуном-целителем. Прожил Василий аж сто пятьдесят восемь годков, и сила его волшебная перешла к детям, а там и разлилась ручейками по их отпрыскам, достигнув младенца в Заклятом Лесу.

Народилось у Марьи и Михая ещё две дочери, каждая аккурат через два года, и каждой досталось имя знаменитого прапрадеда. Девочки росли пригожими и разными во всём. Старшая Василиса была, точно зеркальное отражение матери, черноволосая и темноглазая, но задумчивая и немногословная, как отец. Её среднюю сестрицу, рыжеволосую красавицу с изумрудными глазами, природа одарила сметливой хитростью и разумом мудреца. Ну, а младшая Василиса, белолицая и голубоглазая девочка с льняными косицами, была простодушна и кротка нравом, в отличие от старших сестёр, не умела ни хитрить, ни лукавить.

Души не чаяли родители в своих дочерях, воспитывали их в любви и уважении ко всему живому, в заботе о лесе и обитателях его. Мать учила девочек знахарству и ворожбе, а отец оборотной магии. Среди лесных тварей были верные друзья у детворы, только не ведали дочери Михая и Марьи людей, что жили за пределами Заклятого Леса.

Когда старшей Василисе исполнился шестнадцатый год, захотела она выйти из лесу и посмотреть на простых людей; тоскливо ей становилось в чащобе, да и непонятная тоска подгоняла девушку навстречу неизвестному. Когда отец с матерью прознали об её заветном желании, прогневались и