Рабыня Изаура - Бернарду Жуакин да Силва Гимарайнш

– Ах! Проклятый шпион, – прошептал Энрике, стиснув от гнева зубы. В порыве гнева он сжал кулаки, намереваясь пощечиной ответить на дерзкие насмешки зятя. Однако, поразмыслив мгновение, он понял, что ему будет выгоднее использовать против обидчика его же оружие – сарказм и что обстоятельства позволяют ему нанести решительный удар и выйти победителем из схватки. Он успокоился и сказал с улыбкой, полной высокомерного презрения:

– Ах, простите, сеньор. Я не знал, что это сокровище гостиной находится под вашей личной опекой, заставляя вас даже подглядывать за девушкой. Мне кажется, вы относитесь к ней с большим интересом, чем к своему дому и собственной жене. Несчастная моя сестра… Как все просто. Удивительно, что за все это время она не узнала, сколь преданного супруга имеет!

– Что ты там говоришь, приятель? – воскликнул Леонсио с угрожающим видом. – Повтори, что ты сказал!

– То, что сеньор слышал, – ответил с твердостью Энрике. – И будьте уверены, что ваши недостойные действия недолго будут оставаться тайной для моей сестры.

– Какие действия? Ты бредишь, Энрике!

– Не притворяйтесь! Думаете, я ничего не знаю? Впрочем, прощайте, сеньор Леонсио, я удаляюсь, поскольку было бы в высшей степени неуместно, недостойно и смешно с моей стороны оспаривать у вас любовь рабыни.

– Подожди, Энрике. Послушай…

– Нет-нет. Не желаю иметь с вами никаких дел. Прощайте, – сказал он и стремительно удалился.

Леонсио почувствовал себя уничтоженным и тысячу раз пожалел, что столь неосторожно повздорил с этим легкомысленным юношей. Он не хотел, чтобы всем стало известно о его страсти к Изауре и о попытках сломать ее упорство и добиться расположения. Действительно, он сам без обиняков говорил с Энрике на эту тему. Но несколько двусмысленных слов, сказанных между молодыми людьми, не были достаточным основанием для того, чтобы Энрике мог выдвинуть против него серьезное обвинение перед женой. Впрочем, Леонсио мало заботило сохранение мира в доме. Его бесило, что кто-то осмелился препятствовать его бесстыдным притязаниям к рабыне.

«Проклятие! – прорычал он про себя. – Этот сумасшедший способен расстроить все мои планы. Если ему что-то известно, он, не задумываясь, сообщит Малвине».

Леонсио неподвижно стоял несколько мгновений, угрюмо предаваясь терзавшему его жестокому беспокойству. Потом, скользнув взором по гостиной, он встретился глазами с Изаурой, которая, как только появился Леонсио, смущенная и дрожащая, укрылась в дальнем углу гостиной и оттуда наблюдала в молчаливом беспокойстве ссору молодых людей. Так тяжело раненная косуля прислушивается к рычанию двух тигров, оспаривающих добычу. Она искренне раскаивалась в глубине души и злилась на себя за нескромные и безумные откровения, сорвавшиеся с ее губ во время разговора. Ее неосторожность станет причиной самого прискорбного раздора в этой семье, раздора, жертвой которого в конце концов станет она сама. Ссора между двумя молодыми людьми была подобна столкновению двух туч, которые встречаются, расходятся и продолжают свободно парить в небе, но молния, сорвавшаяся с них, неизбежно поразит несчастную пленницу.

Глава 4

– Ты еще здесь? Очень хорошо, – произнес Леонсио, заметив Изауру, смущенную и не осмеливающуюся покинуть свой уголок, куда она забилась и откуда молила небо, чтобы господин не увидел ее и не вспомнил о ней в эту минуту. – Изаура, – продолжал он, – я вижу, ты делаешь успехи в любовных интригах. Ты благосклонно выслушивала любезности этого мальчишки…

– Так же, как и ваши, мой господин. У меня нет выбора. Рабыня, которая осмеливается взглянуть на своих господ с неприязнью, заслуживает сурового наказания.

– И что же ты сказала этому ветренику, Изаура?

– Я?! – смутилась рабыня. – Ничего, что могло бы оскорбить вас или его.

– Подумай, прежде чем отвечать, Изаура. Смотри не пытайся обмануть меня. Что ты ему говорила обо мне?

– Ничего.

– Клянешься?

– Клянусь, – едва слышно пролепетала Изаура.

– Ах, Изаура, Изаура… берегись. До сих пор я терпеливо сносил твое сопротивление. Но я не допущу, чтобы в моем доме и почти что в моем присутствии ты выслушивала фривольные любезности и тем более посвящала кого бы то ни было в дела этого дома и его домочадцев. Если ты не желаешь отвечать на мою любовь, постарайся, по крайней мере, не впасть в мою немилость.

– Простите, сеньор, разве я виновата, что меня преследуют?

– Пожалуй, ты права. Кажется, мне придется удалить тебя из дома и спрятать где-нибудь, где ты не будешь так бросаться в глаза и подвергаться домогательствам.

– Зачем, сеньор…

– Хватит, сейчас я не могу тебя более слушать, Изаура. Не хочу, чтобы нас кто-нибудь здесь застал. Я выслушаю тебя при первом же удобном случае… Надо помешать этому недоумку шантажировать меня, – шептал Леонсио, удаляясь. – Ах, собака! Будь проклят тот час, когда я ввел его в мой дом.

«Не допусти, Господь, чтобы ему представился такой удобный случай», – с тоской подумала девушка, наблюдая, как ее господин поспешно уходит.

Обреченно, в смертельном беспокойстве, она думала о том, что в последнее время подвергалась постоянным и все более настойчивым притязаниям со стороны Леонсио и не находила способа защищаться от него. Решившись сопротивляться до конца, она, однако, помнила о судьбе своей несчастной матери, чья грустная история была ей хорошо известна от других рабов, которые рассказали ей об этом под большим секретом, и будущее рисовалось девушке в самых мрачных и зловещих тонах.

Открыться Малвине – вот единственный способ пресечь действия Леонсио и избежать грядущих несчастий. Но Изаура очень любила свою молодую госпожу и не могла решиться на такой рискованный шаг, боясь опечалить ее, навсегда разрушив счастливое и сладкое заблуждение ее сердца.

Она бы предпочла скорее умереть, как ее мать, которая пала жертвой подлости и жестокости, чем затуманить черными тучами радужный и безоблачный небосвод мыслей своей госпожи.

Отец Изауры, единственный человек, не считая Малвины, волновавшийся за ее судьбу, был бедным поденщиком и не мог защитить дочку от преследований и домогательств. В таком безвыходном положении ей оставалось только одно – втайне оплакивать свою печальную судьбу, с мольбой обращаясь к небу и доверяясь воле Всевышнего.

Теперь нам становится ясно, почему такая глубокая скорбь и неизбывная тоска звучали в любимой песне Изауры. Малвина ошибалась, объясняя ее грусть любовным томлением. Помыслы Изауры были чисты и бескорыстны. И конечно, догадайся ее госпожа об истинной причине постоянной печали юной рабыни, она бы и посочувствовала, и защитила страдалицу.

Глава 5

Отвлекшись от горьких, ранящих душу размышлений, Изаура взяла свою корзинку с рукоделием и собралась покинуть гостиную, вознамерившись затеряться в каком-нибудь уголке дома или в саду. Так она надеялась избежать новых