Прощай, Анна К. - Лера Манович

Получалось, что я испортила наш последний вечер. Но Макс не сказал мне, что это наш последний вечер. Все казалось какой-то дурацкой ошибкой.

Намного позже я поняла, что это классическая формула, почти аксиома любви.

Голубой дог

Лет с тринадцати девочки живут в ожидании любви.

Я жила в ожидании собаки.

Помню, как шла в субботу из школы, – мы учились на шестидневке. Шла и вспоминала лица родителей утром. Как они переглядывались. Как торопливо закрывали за мной дверь. Совершенно точно, что у них была какая-то тайна. Вдруг, пока я была в школе, они поехали и купили мне собаку? Рыжего кокер-спаниеля?

Выйдя из лифта, я тихо подошла к двери. Прислушалась. Позвонила. За дверью послышалась подозрительная возня. Кто-то долго бегал туда-сюда. Потом дверь открыла растрепанная мама:

– Ой, ты уже пришла?

Мама улыбнулась. Никакой собаки не было.

– А где папа? – спросила я, хватаясь за последнюю надежду.

– Папа в душе, – ответила мама и снова смущенно улыбнулась.

Мой отец, наполовину еврей, наполовину небогатый инженер, очень любил все уцененное. После работы он отправлялся в рейд по комиссионкам. В природе не существовало сломанного или бракованного электронного прибора, который отец не мог бы починить. Наш дом наполнялся проигрывателями, магнитофонами, подогревателями и сложными электронными приборами, спасенными от небытия. У нас было даже устройство для прослушивания телефонных разговоров. Телефонный аппарат нужно было поставить на специальную подставку, и голоса начинали звучать громко, как радио. Непонятно, как с помощью этого устройства в маленькой двухкомнатной квартире можно было незаметно подслушать разговор.

В общем, не было уцененной вещи, которую мой отец не мог бы починить, пока не появился Рэдик.

Отлично помню тот теплый сентябрьский день. Помню всякое барахло, разложенное прямо на земле на старых покрывалах, и моего отца, который переходил от одного продавца утиля к другому. Мы шли и грызли тыквенные семечки.

За барахлом тянулись ряды с овощами и фруктами. Дальше продавали мясо. Кровавые шматы висели на крюках и лежали на деревянных прилавках. Дальше шли продавцы ремней, ошейников и клеток. Аквариумы. Блеклые рыбки в мутной воде. Хомяки. Свинки. Попугаи. Собаки!

Ушастые щенки спаниелей топтались в сумке, задрав мордочки и виляя хвостиками.

Отец, как и я, остановился и восторженно уставился на них.

– Папа! – воскликнула я. – Папа! – крикнула я, понимая, что и так все ясно и слова не нужны.

Хозяин поднял из сумки коричневого щенка с маслянистыми глазками. Щенок вертел хвостом и всех любил.

– Сколько стоит? – спросил отец.

Я замерла, затаив дыхание.

– Сорок, – ответил мужик.

– Сколько?!

– Сорок рублей. Отличный кобель. Родители чемпионы. Есть документы.

Это было запредельно дорого.

– А подешевле нет? – спросил отец, заглядывая в сумку. – Может, с дефектами какими-нибудь?

– Дефективных топим! – Мужик опустил щенка назад в сумку.

Мы пошли к выходу. Если отец не собирался покупать собаку, то он тем более не собирался покупать ее дорого. Вокруг копошились дворняжки и полудворняжки. Но они меркли на фоне того щенка с маслянистыми глазками.

И тут мы увидели их. Семью догов. Огромный голубой отец-дог и тигровая мать. Они величественно лежали на специальном матрасике и на фоне суетливой собачьей мелочи выглядели гордо, как львы. Они были лучше всех.

Прекрасен был и их приплод – четыре лоснящихся крупных щенка. Мы остановились полюбоваться.

– Интересуетесь? – дружелюбно спросила сытая дама-хозяйка в красном пуховике.

– Просто смотрим, – сказал отец.

– Что смотреть? Берите.

– Не потянем…

Но дама в пуховике явно была опытным психологом. Она заметила, как я смотрю на щенков, и сказала:

– Вон того отдам за символическую цену. За десять рублей.

В стороне от братьев сидел пятый щенок, мельче остальных. Не сказать, что цена в десять рублей была символической для нас. Но это был самый очаровательный и грустный щенок.

– У него врожденный дефект диафрагмы. Задыхается, когда бегает. Но, может, перерастет. И будет у вас шикарный дог. – Она взяла его на руки. – Смотрите какой. Настоящий голубой дог.

Щенок тяжело дышал и виновато смотрел космическими глазами.

Мне до сих пор кажется, что, возьми мы тогда другую собаку, все было бы по-другому.

Я назвала его Ретт. В честь Ретта Батлера. Мне он нравился больше всех в «Унесенных ветром». На фоне всех этих малахольных благородных лордов Ретт Батлер был единственным нормальным мужиком.

Через полгода Ретт стал больным, нервным псом-подростком с узкой, как киль, грудью. И из голубого превратился в грязно-серого. Собачники на улице шарахались от нас: при виде других собак Ретт начинал тяжело и хрипло дышать и пускать слюни.

На сильного и смелого Ретта Батлера он не тянул и со временем стал просто Рэдиком. Псом-инвалидом.

* * *

Не знаю, зачем отец откачал его той осенью.

Рэдик заболел кишечным энтеритом, болезнью, смертельной и для здоровых собак.

Вся наша квартира была застелена газетами. Рэдик был ростом со взрослого дога и весил килограммов тридцать. Ходить он уже не мог: у него отнялись задние лапы.

Помню, как отец клал его в зеленый туристический рюкзак и тащил на платную капельницу. Каждый день. Ветеринар советовал не носить, шансов было мало. Но отец носил. Каждый вечер. Когда возвращался, застирывал пятна на куртке.

Рэдик выжил.

Наступила перестройка.

Теперь надо было выживать нам – семье двух инженеров с больной, вечно голодной собакой.

Мы перестали убирать дома.

Странная штука, но бедности почти всегда сопутствует грязь. Хотя, казалось бы, ведро, тряпка и вода есть у всех и не очень зависят от дохода.

Мама уставала на работе. А я часами сидела в кресле как оцепенелая и перечитывала «Лолиту» Набокова. Мне нравился Гумберт Гумберт. Мне он нравился больше родителей, Ретта Батлера и всего, что на тот момент могла предложить жизнь.

Серая тоска с космическими глазами грустно вздыхала в прихожей.

«Сами как кобели и собаку завели», – говорила бабушка.

Она имела полное право так говорить: каждый раз, когда нужно было сделать крупную покупку, мама прибегала к ней за деньгами. Впрочем, бабушка давала деньги и на мелочи: на носки, белье, колготки. При этом бесконечно штопала свои допотопные чулки, натягивая их на старую лампочку. Даже не штопала – она воссоздавала их заново.

Помимо прочего, бабушка была диабетиком, и благодаря этому раз в месяц в нашем доме появлялась докторская колбаса. Розовая, со вкусом бумаги. Диабетикам ее выдавали по специальной книжке в магазине «Диета». А получали мы. Полкилограмма колбасы. Пища богов. Такая вкусная, что съедалась за два дня.