Собаки и волки - Ирен Немировски

первый взгляд казалось, что тетя Раиса знала, о чем говорит… Но она никогда не замечала ни Лилиных раскрасневшихся щек, ни блестящих глаз, ни растрепавшихся волос, когда та возвращалась домой. Летом подростки встречались в городских парках, в городе их было четыре: Николаевский сквер, Ботанический сад, а на холмах – Царский сад и Купеческий круг. Воскресенья, окутанные пылью, когда вокруг беседки под музыку ходили парами, держась за руки, девочки в плоских соломенных шляпках, в фартуках, туго обтягивавших едва намечавшуюся грудь, и платьях с пышным турнюром сзади, и мальчики в светлых блузах – ремни с пряжкой с имперским орлом туго затянуты на талии, а фуражки залихватски сдвинуты на затылок. Обменивались ласковыми взглядами и нежными записочками. Медь военного оркестра вибрировала в розовом вечернем свете. Школьные надзиратели ходили туда-сюда и внимательно следили за любовной каруселью – нравы были суровыми. Но и от них удавалось ускользнуть, встречались за оградой, когда темнело. Медленно шли по пустынному бульвару, где в полном одиночестве, позванивая колокольчиком, скучал продавец мороженого. Ада получала из рук кузины маленькую ракушку шоколадного мороженого и бежала перед парой, внимательно вглядываясь в подозрительные тени домов, свистела, когда замечала прохожего, а мороженое в это время медленно таяло – вечер был теплым.

Однажды весной Лиля и ее поклонник, с Адой, следовавшей за ними по пятам, пошли прогуляться в Ботанический сад, довольно безлюдное и заброшенное место. В железных клетках сидело несколько полусонных животных – кавказский орел, весь изъеденный червями, волки и медведь, который еле дышал от жажды. Одна из клеток была пуста: говорили, что лисы, которые там жили, несколько лет назад вырыли нору и сбежали. Остались только железные решетки, ржавый засов и колыхавшаяся на ветру табличка с надписью «Лисы». Но Ада все надеялась, что хоть один из лисят вернулся домой. Она прижалась лицом к решетке, тщетно взывая:

– Выходите, я никому не скажу, что вы здесь!

Наконец, разочаровавшись, она отошла от клетки, бросила орлу и волкам несколько сухариков. Звери не пошевелились, они были больны и им было все равно. Она украдкой взглянула на Лилю, которая сидела рядом со своим сегодняшним избранником, миловидным гимназистом лет пятнадцати, и совсем не думала присматривать за своей маленькой кузиной. Аде было скучно, комары кусали ее голые руки; она пошла по аллеям сначала просто медленно, потом подпрыгивая на одной ноге – до тех пор, пока не добралась до двух больших камней, которые в этих местах называли «дидко» и «бабко», то есть дедушка и бабушка. Их полустертые черты смутно напоминали человеческие лица. Аде говорили, что это старинные языческие идолы: бог грома и его жена, царица плодородия. У их ног, на цоколе жертвенника, еще можно было различить желоб для стекания крови жертв, но для Ады они были просто близкими друзьями, настоящими дедушкой и бабушкой, которые дремали на пороге своего дома, пригревшись на солнце. Она обошла их сзади и построила маленький, не выше кротовой кучки, шалаш из веточек и опавших листьев и представила себе, что это их дом, что они вышли оттуда, чтобы отдохнуть при свете дня, и что вечером они туда вернутся. Потом она сплела венок из горьковато пахнущих желтых маргариток с черными серединками и водрузила его на лоб страшного идола, потом залезла ему на плечи и погладила старого громовержца, как собачку. Но ей очень быстро опять стало скучно.

Она подошла к Лиле и потянула ее за платье:

– Ну пойдем, погуляем.

Лиля вздохнула. Она была слишком доброй и слабохарактерной, чтобы долго сопротивляться Аде. Можно было бы откупиться от нее конфетами или теми красными надувными шариками, которые продавались под названием «тещин язык» – когда их надували через мундштук, они пронзительно гудели. Но Ада не поддалась на посулы, а у Лили и ее кавалера больше не было денег. Поэтому они покинули свое заросшее мхом убежище в густой листве, вышли из Ботанического сада и поднялись наверх на холмы.

Какие красивые дома! Ада здесь раньше никогда не бывала. Она подходила к каждой из запертых решеток и смотрела на большие сады, усаженные липами. Время от времени по улице проезжала пролетка. Здесь все дышало покоем и богатством. Ада увидела, как перед одной из оград с позолоченными пиками остановилась машина. Из дома вышел мальчик, ровесник Бена, с какой-то женщиной. Никогда раньше Ада не видела, чтобы дети так одевались. Все мальчики, с которыми она была знакома, либо носили школьную форму, либо на них были отрепья, как на детях с еврейских улиц нижнего города. Этот мальчик был одет в кремовый чесучовый костюмчик с большим кружевным воротником, но его сходство с Беном было поразительным – те же черные кудри, тонкий нос, длинная хрупкая шея, слишком длинная, выгнутая вперед, как у любопытной птицы, огромные глаза, блестящие, но с поволокой, – как огонь, горящий в масле… Ада схватила Лилю за руку, и, не в состоянии произнести хоть слово, указала на мальчика кивком головы. Машина уехала.

– Это Зиннеры, – сказал Лилин приятель.

Потом он посмотрел на нее:

– У них та же фамилия, что и у вас? Вы родственники?

– Я не знаю… Не думаю, – пробормотала Лиля, густо покраснев от одной мысли о том, как этот особняк не похож на их дом в нижнем городе.

– Они богатые евреи, – сказал мальчик со странной и едва уловимой смесью уважения и насмешки, которую Ада, хоть и была совсем маленькой, очень хорошо распознала. – Мальчика зовут Гарри.

Он обхватил Лилю за талию и повелительным тоном сказал Аде:

– Закрой глаза и досчитай до ста.

Ада повиновалась. Лиля и ее кавалер долго целовались, Ада наблюдала за ними, растопырив пальцы, закрывавшие лицо. Потом ей наскучило. Она забралась на парапет и стала сквозь прутья решетки смотреть на просторный и величественный дом с колоннами, стоявший в тени старых лип.

До сих пор она просто разглядывала окружающий мир с любопытством, свойственным умному ребенку, но это никогда не доставляло ей какого-то особенного удовольствия. А тут вдруг она почувствовала настоящее наслаждение. Острое и нежное, оно пронзило ее, словно стрела. Она вдруг впервые увидела чудесный цвет неба, сиреневый и фисташковый, как мороженое; было еще светло, но в небе уже плыла луна – бледно-желтая, без ореола, а на горизонте было видно легчайшие мягкие облачка, и казалось, что луна их вдыхает и они растворяются в ней. Никогда Ада не видела ничего прекраснее, чем это небо. И никогда она не видела ничего прекраснее дома Зиннеров. Наступили сумерки, в окнах загорался свет, и Ада попыталась угадать,