Том 1. Романтики. Блистающие облака - Константин Георгиевич Паустовский

– А где Зина?

– Зинка вон она идет.

Батурин оглянулся. За спиной стояла высокая девушка в очень коротком платье. Карминные губы ее дрожали. Свет ламп был чудесен в ее капризных зрачках. Она оперлась локтями о спинку стула Батурина, – он видел рядом ее черные блестящие волосы, высокую чистую бровь и матовый лоб. Зинка потрясла стул и сказала властно:

– Подвиньтесь!

– Нанюхалась марафету, дура, – сказала Маня. – Опять попадешь в район.

– Не попаду-у, – протяжно ответила Зина и села рядом с Батуриным. – Это вы тот чудак, про которого говорил папаша?

Батурин кивнул головой.

– Да он гордый! Закажите пиво и рассказывайте.

Хор снова грянул:

Эх, пьет-гуляет

Наш табор кочевой.

Никто любви не знает

Цыганки молодой!

Зина захохотала, схватила Батурина за руку и пьяно зашептала:

– Дайте мне посмотреть на вас. Ну, не сердитесь, ну, посмотрите на меня, – разве я такая уродка? Ну, посмотрите же, – она дернула Батурина за руку. – Я не пьяная, я марафету нанюхалась, – лицо у меня холодное, потрогайте, а в глазах ракеты, ракеты… Ну, посмотрите же вы, несчастный жених!

Батурин поднял глаза. Он приготовился увидеть смеющееся пьяное лицо и отшатнулся. В упор смотрели темные глаза, полные, как слезами, тревогой, упреком. Дикой тоской ударил этот взгляд в сердце. На секунду все вокруг поплыло. Батурин качнулся.

– Вот вы какой! – сказала девушка медленно, со страшным изумлением, тем неясным, почти угрожающим тоном, когда трудно понять, что последует за этими словами – удар по лицу или поцелуй.

– Интересно ты себя ведешь, Зинка, – сказала значительно Маня. – Оч-чень интересно ты себя ведешь. Что ты, – сказилась? Человек зовет тебя по делу, а ты играешь театр. Сиди и слушай.

– Отвяжись, – зло крикнула Зина и дернула плечом. – Ну, вот, сейчас буду слушать. Подумаешь – невидаль какая! Видали мы хахалей и почище!

– Зинка, – Соловейчик прижал руки к груди, – Зинка, ты не знаешь, какой это человек, до чего он хороший. Сердце у него золотое. Не бесись, Зинка. Чего ты хочешь, сумасшедшая женщина?

– Обидела мальчика. – Зинка закурила. – Он молчит, а вы загавкали, адвокаты. Что он вам, – золото дарил, обедом кормил? Чем он купил тебя, Соловейчик? Почему он молчит, не обижается? Противно мне с вами.

Она затянулась, швырнула папиросу на соседний столик. Оттуда сказали предостерегающе:

– Барышня, не нервничайте. Одного не можете поделить или со стариком спать не сладко?

– Отцепись, зараза!

Соловейчик заерзал. Из-за обиженного столика поднялся громоздкий человек в расстегнутой шинели. Глаза его запали; он подошел к Батурину.

– Уйми эту стерву, – крикнул он, качаясь, и махнул рукой в сторону Зинки. – Ишь расселись, господа. Сразу двух забрал, одной ему мало. А старый жид маклерует, гадюка!

Он смотрел на Соловейчика, глаза его округлились, он набрал в легкие воздуху и истерично крикнул:

– Вон, сукин кот, пока цел!

Соловейчик втянул голову в плечи. Батурин медленно вставал, руки у него заледенели, он не знал, что будет через минуту. В груди будто запрудили реку, бешенство водой подымалось к горлу. Не глядя на стол, он нащупал там пустую бутылку.

«Убью», – подумал он, и будто свежий ветер ударил в голову, – позади, впереди, кругом была пустота. Батурин нашел глазами висок.

– Степка, убьет! – закричал за соседним столиком отчаянный, визгливый голос. – Степка, уйди, – убьет. Видишь, человек не в себе.

Степка отступил, открыл рот, замычал, коротко замахал руками. Тухлые судачьи глаза его смотрели не отрываясь в одну точку – в лицо Батурина.

Батурин трудно и тихо сказал:

– Уйди… иначе… – и задрожал всем телом.

Человек, что-то бормоча, отскочил, бросился к двери. Он толкал столики, опрокинул бутылку, ее звон прорвал тишину, посетители облегченно засмеялись. Конферансье закричал надсаженным голосом:

– Граждане, инцидент исчерпан к общему удовольствию! Прошу соблюдать абсолютную тишину. У работников эстрады глотки тоже не казенные, не забывайте, граждане!

Батурин сел. Сразу захотелось спать, в теле гудело изнеможенье. С трудом он поднес к губам стакан пива и отпил несколько глотков.

– Вот вы какой! – повторила Зина и улыбнулась. – Теперь я буду вас слушать, а раньше не хотела, я знаю уже все от папаши.

– Вам в Ростове будет уваженье, – сказала Маня. – Вы отшили Степку-музыканта, его все боятся, как холеры.

– Какого Степку?

– Ой, – Соловейчик вытер шляпой потный лоб. – Лучше не спрашивайте. Не дай вам бог еще раз в жизни увидеть этого Степку. Он бандит с Темерника. Как он тут под боком сидел, – я и не заметил. Знаменитый парень. ГПУ по нем давно плачет.

Батурин снова рассказал вымышленную историю о пропавшей невесте. Проститутки слушали сначала так же недоверчиво, как и Соловейчик, потом, очевидно, поверили. Маня даже растрогалась.

– Нет, такой здесь не было. А Пиррисон был. Да вот Зинка расскажет, она с ним жила.

Зинка подняла к глазам стакан пива и долго не опускала. Батурин вздрогнул, – четкие следы обозначились во всей этой путанице.

– Ну что же ты, рассказывай.

– Сволочь ваш Пиррисон, – тяжело проговорила Зина, поставила стакан и в упор посмотрела на Батурина. – Собака ваш Пиррисон. Невеста твоя с ним сбежала. – Зина грубо перешла на «ты». – Чистенькая барышня, артистка, пальчики-маникюрчики. Когда ее найдешь, расскажи, как Пиррисон нас по две на ночь брал.

– Замолчи, Зинка! – прикрикнула Маня и испуганно посмотрела на Батурина, – что он, первый такой, Пиррисон, чего распалилась!

– Отвяжись, – пронзительно крикнула Зина. – Дай досказать. Видишь человек дерьмом интересуется, а на дерьмо охотников мало.

Батурин решил терпеть до конца. Он понимал, что малейшее слово может вызвать истерику, дикий скандал, и тогда все потеряно.

– Слушай, ты, – Зина дернула Батурина за рукав. – Зачем ты мне о невесте своей рассказал! Зачем после Степки. Эх ты, несчастный жених! Невеста, невеста… Да теперь все невесты порченые. Для дураков только и есть невесты, а для порядочных – женщины. Порядочная девушка! – Зинка захохотала. – Ух ты, порядочный! Знал куда пойти, чтобы невесту отыскать. Все вы чистехи, ручки дамам целуете, разговор у вас такой интеллигентный, а дойдет до дела – наплюете в самое сердце. Не желаю, – дико крикнула она и вскочила, не желаю я видеть его! Маня, идем! А тебе, папаша, грех. Я из-за Пиррисона травилась, его убить надо, а ты мне приводишь хахаля, он с Пиррисоном из-за невесты дерется. Да пропади они пропадом!

Она дернула Маню за руку и выбежала из пивной.

– Отщелкала. – Пьяный за соседним столиком восхищенно покрутил волевой, Ай да девка! Вот это да, девка!

Соловейчик был подавлен.

– Нанюхалась. Взбесилась девочка. Что же теперь делать? От нее теперь ничего не добьешься. Ой, упрямая девочка