Восставшая из пепла - Николай Иванович Ильинский

— Главное быть внимательным и чрезвычайно осторожным, — продолжал рассуждать вслух лейтенант Корчмит, — иные об этом забывают и… в результате, — он посмотрел на сержанта Носова, и Тихон понял, о чем и о ком подумал командир, — мы теряем хороших людей… Конечно, от пули никто не застрахован, но если можно от нее уберечься — попытайся это сделать, но если уж наступил критический момент, когда надо и жизнь положить за други своя, за Отчизну нашу-положи, как это сделал Александр Матросов… Ну, словом, мне вас агитировать не нужно, сами грамотные, сами понимаете…

Прошло несколько дней, а Тихон все равно не мог забыть Михаила Сущика: по неосмотрительности погиб человек. Поспешил!.. Мина — штука капризная, не любит, когда с нею грубо обращаются, нарушают ее покой или вообще необдуманно дергают. Тихон сидел на бережку не то речушки, не то большого ручья, густо окаймленного ракитами, совсем, как на берегах родной Серединки или Тихоструйки. И он вспомнил о своей еще школьной мечте — добраться до самого истока Тихоструйки. Может быть, этот ручей и есть то самое начало начал? Может быть, через много дней вода, которую он видит перед собой теперь, будет бежать мимо Нагорного и кто-нибудь из уставших от тяжелого труда в поле нагорновцев опустит в нее босые ноги или обмоет загоревшее лицо? Скорее всего, это будет женщина или девушка, например Пашка Савощенкова. Как она там? Вот откликнулась на его память, и Тихон вдруг покраснел от стыда: перед уходом в армию обидел парень, не побежал проститься, струсил! А ведь он, в сущности, парень не робкого десятка! Вспомнил тот зимний метельный вечер, когда, не задумываясь, пошел на смертельный риск, планируя уничтожить обидчика любимой девушки своего друга Митьки, немецкого унтер-офицера Георга Блюггера. А если б этот Блюггер не заснул и не замерз? При одной этой мысли Тихон чувствовал, как по его телу бегают мурашки. Немцы еще бы одну виселицу поставили на выгоне посреди Нагорного…

Воспоминания роем теснились в голове Тихона. Ему до слез стало жалко Захара Денисовича Тишкова, бывшего зека, которого казнили фашисты. Вспомнил одногодок — все они были где-то здесь, на Курской дуге, слабо обученные, необстрелянные, все одиннадцать! И он шептал их имена… И кто останется живым в этой мясорубке — неизвестно.

Июльские ночи коротки. Темень царит от часа до двух, а там небо начинает светлеть, и шанс успешно взять языка сводится к нулю. К тому же как раз в темное время с обеих сторон, обычно одна за другой, поднимаются вверх осветительные ракеты, ярко озаряя всю окрестность. Однако в эту ночь немцы почему-то не торопились подвешивать к небу свои светильники.

— Не понимаю, — громко прошептал скорее самому себе, чем кому-либо из своих подчиненных лейтенант Корчмит, и разведчики, затаив дыхание, прислушались, ожидая, что еще скажет их командир, что он не понимает и почему?

Лейтенант знал, что подчиненные обязательно хотят услышать, в чем секрет его сомнения. Он слышал их напряженное дыхание сзади, сбоку. И по дыханию он мог различать разведчиков. Рядом стоял сержант Тихон Носов. И не поворачивая головы, лейтенант вновь негромко заговорил:

— Точнее, я понимаю, почему немцы так редко нынче выстреливают ракеты… Не хотят светить на свои позиции… Их солдаты, наверно, уже на минных полях действуют… А почему? А потому, что они в настоящий момент, наверняка, занимаются разминированием проходов для людей и техники, прежде всего, для танков…

— Саперы? — догадался Тихон.

— Правильно, сержант!.. Но что из этого по логике следует? — спросил Корчмит.

— По логике, товарищ лейтенант, — наступление, — Тихон даже испугался этой своей смелой мысли, подобное могли определить только где-нибудь в штабе, какой-нибудь генерал или сам Жуков, который, как говорили между собой солдаты, находится здесь же, на Курской дуге.

— Ты далеко пойдешь, Носов… Молодец! — похвалил его лейтенант, но тут же резонно добавил: — Только нам догадки, пусть и верной, мало… Точнее, мы только определили намерение противника, но что мы положим на стол штабистам? Свои умозаключения? Им этого мало, им подай что-нибудь более существенное: выяснить положение на месте и привести языка, к примеру… Так что, сержант Носов, вы имеете опыт путешествия, — усмехнулся Корчмит, — по минным полям… Вам и карты в руки!.. Продвиньтесь вперед, понаблюдайте, одного не так скоро обнаружат, и вообще могут даже не заметить…

— Есть, — шепотом ответил Тихон. — Одному мне будет даже спокойнее. — И он вспомнил Сущика и его самовольные действия, приведшие к гибели.

— Ну, тогда, — Корчмит почти коснулся губами уха Тихона и шепнул, чтобы не слышали другие разведчики, — с Богом…

Командир не ошибся: действительно, в поле, тоже стараясь не шуметь, копошились немецкие солдаты. «Так и есть, — мелькнуло в голове Тихона, — мины убирают, проходы делают…» И он уже собрался возвращаться назад, как вдруг услышал почти рядом шорох и глубокое дыхание человека. Тот тоже почувствовал присутствие Тихона, но подумал, что это свой сапер.

— Ду вен? — шепотом спросил немец, пытаясь в темноте разглядеть того, на кого наткнулся.

— Дер… зайне, — с трудом вспоминая немецкий язык, ответил Тихон; мысль его работала лихорадочно, прокручивая разные варианты дальнейших действий. Видимо, память выхватила из школьного словаря знакомое слово о помощи, и Тихон не совсем уверенно попросил помочь ему: — Хальфен…

Немец вплотную приблизился к нему. Тихон ударил чужака рукояткой финки по голове, тот глухо охнул и уронил голову вниз лицом. Тихон быстро скрутил ему руки за спиной, связал припасенной для языка веревкой, кляпом, который также имел в кармане по обычаю разведчиков, также закрыл немцу рот и, пыхтя и обливаясь потом, потащил плененного к своим окопам.

— Людвиг, ду во? — спросил кто-то из немецких саперов.

— Людвиг, швайн, ду во? — сердито повторил другой, обзывая товарища свиньей.

Но поскольку солдат не отзывался, саперы заволновались.

— Людвиг абгрунд! — слово «пропал» быстро насторожило всех.

— Алярм! — тревога быстро докатилась до передовой линии.

В небе вспыхнули и повисли над нейтральной полосой ракеты. С той и другой стороны застрочили пулеметы, автоматы, послышались частые одиночные выстрелы, затявкали минометы. И впервые в жизни Тихон позавидовал кроту: как бы пригодилось теперь умение этого мелкого грызуна пробуравливать почву и делать лабиринты под землей! Немцы, сначала предполагая, а после окончательно убедившись, что их сапера выкрали русские разведчики, старались прицельным огнем уничтожить все, что могло двигаться между двумя передовыми линиями, понимая, какова цена захваченного сапера. Тихон уже окончательно выбился из сил, но, на его счастье, к нему подоспели другие