Плавающая черта. Повести - Алексей Константинович Смирнов

рот пересох окончательно. Доктор напряженно прислушался: шорох не повторился, зато что-то вкрадчиво хлопнуло. Зимородову не нужно было много, чтобы рехнуться. Он вскочил на ноги, озираясь в поисках орудий убийств. Схватил первое попавшееся -металлическую линейку; ему казалось, что встреча с врагом лицом к лицу удесятерит его силы, линейка пробьет горло или глаз. Он двинулся на цыпочках в прихожую, и сердце не билось. Внутренняя муть колотила в череп подобно волнам, что лупят в уступистый берег.

При виде отъехавшей форточки Зиновий Павлович испытал не облегчение, но досаду. Пришла идея: вот откуда комар. Кухня выглядела мирной и беззащитной; холодильник ровно храпел во сне, чайнику снилось кипение, в изорванной сеточке разлагался старый помидор. Жизнь и смерть сочетались супружеским браком и спали в обнимку, не ведая зла и добра. Зимородов включил свет. Кухонная утварь застыла в оторопи, готовая служить, но бестолковая спросонок. Доктор положил линейку, подошел к окну, притворил форточку. Не удержавшись, быстро зыркнул вниз, в черный двор - непостижимый ночью при кухонном освещении. Не дождавшись ничего подозрительного, Зиновий Павлович достал аптечку и разложил на столе всякое снотворное. Этого добра у него, слава богу, хватало. Он выпил сразу четыре таблетки; испуганный чайник услужливо булькнул, когда Зимородов попил у него из носика. Кухня с надеждой осведомилась: "Все?"

Доктор не ответил. Он поспешил к себе, будто куда-то опаздывал. На сей раз он действовал умнее и постарался предусмотреть многое: сменил диван на кровать, но прежде из последних сил присел на корточки, нашарил пульт, нехорошо обозвал его - беззвучно, одними губами; тот понял и притих в изголовье. Зиновий Павлович рухнул навзничь, смежил веки. Сон пришел почти мгновенно: снился маленький крокодил, который поселился в квартире и вроде бы не делал ничего лишнего, но сильно тревожил хозяина; доктор преследовал его, гонялся за ним с половой тряпкой в остром желании накрыть и пленить; крокодил исступленно метался из угла в угол, пока не протиснулся под входную дверь, так что доктор больше его не видел. Дальше стало сниться нечто невнятное: сознание Зиновия Павловича достигло уровня древних коллективных впечатлений. Потом оно добралось до дна, и пала непроглядная ночь.

...Когда пришло утро, Зимородов с усилием всплыл. Он не сразу вспомнил, что наступила суббота, а вчера была пятница. Исключительное везение, ему не придется идти в институт. Голова побаливала, но уже вполне терпимо. События минувшего дня представились дурной дикостью; из гаммы расстроенных чувств осталось одно недоумение.

"Вот идиот", - удивился себе Зиновий Павлович.

Он бодро протопал в кухню, предметы приветствовали его. В докторе пробудился неимоверный аппетит. Он изготовился делать яичницу, но не нашел соли. Зимородов не огорчился; настроение стало настолько приподнятым, что он заговорил с собой вслух, обещая легко разделаться с мелким препятствием. Одевшись в мгновение ока, Зиновий Павлович выскочил на лестницу.

Там его ждали. Удар был силен. Голова, почти успокоившаяся и полная оптимизма, взорвалась, распространяя вкруг себя разноцветные яблоки. Зимородов стек по стене и лег на бок. Он не запомнил этого и не услышал топота ног по ступенькам.

Глава 12

Ефим Греммо пробудился поздно.

Он некоторое время лежал, с великой неохотой восстанавливая события минувшего дня. Выпито было порядочно, однако ювелир знал меру. Обошлось без похмелья; лег он, правда, в чем ходил, но это состояло в его обычаях; Греммо не раз и не два укладывался как бывал, в чем застигало его желание забытья. В квартире царила тишина. Старинные ходики огорчали бездушием: они тикали, как всегда, одинаково бесстрастно пожирая дни радости и горести. Им было наплевать, что события жизни хозяина приняли опасный оборот.

Греммо не знал, чем завершилось застолье. Он покинул соседей вскоре после Зимородова. Доктор в его представлениях претерпевал стремительные метаморфозы. Сначала -вчерашним утром - Зиновий Павлович виделся жуликом и бестолочью от медицины; далее -божеством и спасителем; потом преобразовался в своего рода трость, которая содействовала сыскным перемещениям ювелира по микрорайону, а после стал вообще непонятно чем - пожалуй, просвинцованным скафандром, в который Греммо забирался для самостоятельных действий в потемках. Образ получился неудачный, но устраивал Греммо. Он видел нечто похожее в кинофильмах: так опытные хирурги входят, будто в комод, в заранее приготовленный и удерживаемый перед ними халат. Светило курит в соседней комнате, слушает музыку; в ответственный момент его приглашают, оно гасит папиросу, выходит в дверь и вступает в халат, который можно не шнуровать - дела на пару минут; хирург склоняется над телом, выполняет виртуозный маневр, отступает, приказывает шить, покидает халат и возвращается в кабинет. Сходство с Греммо небольшое, но ювелир ощущал, как входит в оболочку Зиновия Павловича, смотрит его зоркими глазами, думает его рассудительным и осторожным умом. К вечеру скафандр поизносился, дал трещины, разошелся по швам, но бросать его было жалко и боязно, Греммо уже привык и надеялся, что Зиновия Павловича как-то починят к утру и зашьют, и доктор снова станет ему добрым помощником, навигатором в мире подсознательных впечатлений и грубых материальных опасностей.

Вдруг настроение Греммо испортилось вовсе: он вспомнил, что нынче суббота. Доктора нет на работе - придется отправляться к нему на квартиру для составления плана дальнейших действий. Слово "придется" показалось Греммо неуютным. Усиливалось подозрение, что доктор и впрямь спустит его с лестницы. В институте было бы легче. Греммо потянулся, взял со стола визитную карточку, прищурился, разбирая номер городского телефона. Звонить он быстро раздумал, благо хорошо помнил адрес - сам и участвовал в отправке Зиновия Павловича домой.

Тишина угнетала. Модеста и Каппы нет, это ладно, но к постоянному кашлю Артура он привык и воспринимал как звуковую дорожку к обыденности. У нее есть другое, модное название - саундтрек. Артура не было, Греммо остался в квартире один. Сейчас бы он с удовольствием посудачил с соседом о всякой всячине, чтобы почувствовать под собой твердую почву. Черт бы побрал эту дурную склонность к лесным скитаниям, Артур не настолько дряхл умом, чтобы шататься по чащам в поисках кореньев и травок. Свалил в тяжелую для Ефима минуту, сейчас поедает шпроты из баночки, любуется озером, удочка рядом, грибы... Стоп, грибы испортятся, с ними долго не погуляешь. Но корзины в прихожей не было, вспомнил Греммо. Правда, их можно насобирать на обратном пути, а то еще состряпать из них шашлык - Артур знал о грибах все и готовил их сотней способов.

Ювелир выкинул соседа из головы, сел, свесил ноги, попал в тапочки. Озабоченно огляделся, шкафчики и ларцы дышали спокойствием. Настольный станок для