Современная семья - Хельга Флатланд

«Эллен считает, что мама с папой разводятся потому, что на самом деле никогда и не были близки», — сказала мне Лив через несколько дней после того, как мы разбирали вещи. Она стала больше общаться со мной, и я вновь оказался своего рода запасной Эллен, поскольку настоящая в тот период была слишком увлечена Полом.

«Не помню, чтобы они держались отчужденно при нас, но, возможно, так было наедине?» — продолжала Лив. «Ты знаешь мое мнение», — ответил я. «Нет». Лив выглядела искренне заинтересованной. Меня охватило раздражение от необходимости повторяться. «Они разводятся потому, что это — самая естественная вещь, которую они могут сделать, — ответил я, ощущая себя роботом, — потому, что полное безумие — жить с одним и тем же человеком так долго, и теперь, когда им не нужно заботиться о детях, они осознали всю абсурдность этого». — «А может, ты и прав, — вдруг произнесла Лив. — В доме, наверное, стало ужасно пусто после того, как ты переехал, я не могу представить себе, что будет, когда Агнар и Хедда перестанут постоянно путаться у меня под ногами. А если бы мне вдобавок пришлось уйти с работы и каждый день нам с Олафом предстояло бы наполнять каким-то смыслом… Скажем так, я понимаю, что может возникнуть ощущение пустоты».

«Мне кажется, изначально есть некое пустое пространство, — продолжил я. — И все любовные отношения — это провальные попытки его заполнить, обрести понимание, но это не удается на практике, потому что в то же время человеку необходимо ощущение пустоты и непонятости, чтобы ему по-прежнему не хватало другого. Люди всегда тоскуют о том, кто заполнил бы это пространство внутри, о том, чтобы их полностью понимали, им хочется подняться к высшему единству с другим человеком, но вместе с тем, если бы их желание сбылось, это убило бы любые отношения. Когда человек перестает тосковать, он перестает любить». Это было еще до встречи с Анной. Я был уверен, что мама и папа никогда не испытывали таких чувств, не тосковали друг о друге, не стремились быть понятыми. Пустота, о которой говорила Лив, была другого свойства — практического и даже физического.

Лив посмотрела на меня. «Не думала, что ты веришь в любовь», — заметила она. «Это свидетельствует лишь о том, как плохо вы меня слушаете, — ответил я, теряя терпение. — Я говорил об этом тысячу раз и верю в то, что ты называешь любовью, несомненно больше, чем ты, Эллен и мама с папой, вместе взятые, но не считаю, что ее нужно регулировать, она должна обходиться без правил, и не стоит ее заталкивать в формы, которые навязали нам другие. И все-таки должно оставаться место для тоски». Но Лив уже не слушала меня, неизменно готовая отталкивать все, что ставило под сомнение ее собственный выбор. «Передавай привет Олафу», — сказал я, озадаченный тем, что мои аргументы о правилах и нормах в любви уже не вызывают былого отклика во мне самом.

— Лив, это невероятно вкусно, — говорит Анна и смотрит Лив в глаза.

Она всегда произносит имя человека с особенным значением, даже если только что с ним познакомилась, и в большинстве случаев это производит обезоруживающий эффект и помогает сблизиться. Раньше мне казалось, что люди, которые обращаются ко мне по имени, не зная меня, ведут себя навязчиво и даже нагло, есть в этом что-то фальшивое и снисходительное, но Анна выглядит искренней — и готов поспорить, эту деталь отметит про себя и Эллен, ей должно понравиться.

Моя потребность в том, чтобы произвести впечатление на Лив и Эллен, не иссякла, даже когда мы стали взрослыми, а если мне это не удается, я должен по крайней мере добиться их одобрения, и это касается всего: от учебы и работы до одежды, занятий, музыки и друзей. Проблема заключается, ну или, во всяком случае, заключалась в том, что Лив и Эллен так непохожи друг на друга, у них разные вкусы и одно и то же производит на них неодинаковое впечатление: например, Лив безразлично, как именно Анна обращается к ней, вероятно, она даже не замечает, разве что подсознательно фиксируя это как положительную черту. Эллен, в свою очередь, не чувствует обаяния Анны и исходящей от нее радости, той пьянящей ауры, которую Лив улавливает и одобряет быстрыми полувзглядами.

— Спасибо. Это рецепт маминой мамы. У меня получается что-то приготовить только по ее рецептам, — отвечает Лив, смеясь и словно извиняясь перед нами.

— А как же рагу из барашка по рецепту папиной мамы? — с улыбкой замечает папа, очевидно желая установить некоторое равновесие.

— Это само собой, — отвечает Лив. — Обе наши бабушки прекрасно готовили, мне никогда не удается добиться того самого вкуса. Как будто у них обеих были какие-то секретные ингредиенты.

— Может быть, секретный ингредиент в том, что ты была ребенком? — говорит Анна, точно попадая в тон; ее присутствие здесь кажется таким естественным. — Я тоже помню, что еда, которую готовила бабушка, была совершенно потрясающей, но сейчас подозреваю, что все-таки не настолько потрясающей, как мне запомнилось, скорее дело было в атмосфере. Сидеть в детстве на кухне у бабушки было так здорово, уютно и спокойно, к тому же еда там не была похожа на мамину.

Папа восхищенно кивает.

— А вот у тебя точно получился потрясающий обед, — добавляет Анна, смеясь и глядя на Лив, у которой от похвалы, как всегда, появляется что-то мягкое во взгляде и движениях.

— И давно вы уже друзья? — интересуется Эллен у Анны, подражая певучему хардангерскому выговору бабушки.

Анна смотрит на меня, наморщив лоб. Неужели она не помнит? И почему она никак не реагирует на «друзей»?

— Мы познакомились… месяца три назад, да? — спрашивает она меня.

— Три месяца четыре дня и… — сообщаю я и смотрю на часы, делая вид, что шучу по поводу того, что я помню даже излишне точно, — девятнадцать часов.

— Вообще-то я сейчас живу у Хокона, — говорит Анна.

Становится тихо. Все смотрят на меня. Лив явно унаследовала мамину способность выглядеть полной надежды и скепсиса одновременно.

— Но это всего на неделю, пока у меня ремонтируют ванную, — уточняет Анна, довольная произведенным эффектом.

Это была моя идея, мне казалось совершенно естественным предложить пожить у меня, когда Анна сказала, что ей придется искать себе временное пристанище, пока в ее квартире работают ремонтники, но, судя по реакции Анны, для нее это было вовсе