Не осенний мелкий дождичек - Наталья Глебовна Овчарова

Редко, очень редко брала теперь Валентина гитару — свою девическую, неизменную, с выцветшим голубым бантом на грифе. Редко, очень редко пели они вдвоем с Тамарой Егоровной — Валентина высоким, Тамара Егоровна низким, чуть глуховатым голосом… В самые добрые минуты пели вдвоем. В самые проникновенные.

Что ты жадно глядишь на дорогу,

в стороне от веселых подруг…

Замерли женщины. Извечную долю свою ощутили они тут, рядом, горечь любви только загаданной, только привидевшейся сквозь дымку мечты… На глаза Нины Стефановны набежали слезы, и у Аллочки стало такое беззащитное, растерянно-нежное лицо, что Валентина простила в душе все невольные ее прегрешения. Не эту ли беззащитную нежность прикрывает Аллочка своими резкими выходками…

Едва вновь сели к столу, Света подняла рюмку:

— Можно мне тост? За тепло этого дома. Пусть никогда здесь не повеет зимой!

— Пусть, — все еще мечтательно, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя, подтвердила Тамара Егоровна.

— Да, наша Валечка умеет топить печку, — кивнула пышной, растрепавшейся в танце прической Алла Семеновна, и в глазах ее запрыгали озорные чертики. — Всю жизнь в селе, научилась.

— И я за ваш тост, Света, — счастливо возбужденная, не желая замечать подковырку Аллы Семеновны, сказала Нина Стефановна. — Валя — чистой души человек, мы столько с ней вместе, знаю. А ведь нам так порой не хватает этого! — взглянула на Аллу Семеновну.

— Хоть пригубите, тетя Даша, — подвинула рюмку Валентина, посмеиваясь про себя: «Ох, Аллочка, Аллочка, до чего же неисправима!»

— Нельзя мне, Валя, сердце заходится, — прикрыла рюмку рукой тетя Даша. — Гляжу на вас, лучше всякого вина. Веселые вы, умные. Послушать, и то радость. Мы, русские бабы, век добры сердцем. Все отдашь людям, и то кажется мало. Нету дна у бабьей-то нашей доброты.

«…И зачем ты бежишь торопливо за промчавшейся тройкой вослед…» — все еще звучали глубоко в душе Валентины слова только что отзвеневшей песни. Доброта… Может, и вам вспоминаются давние дни, тетя Даша? Незабываемо светлые, круто приправленные заботой и горечью дни…

4

…Вот оно, счастье — ворох домашних дел по утрам, затем — на работу. Бегущая вдоль хат тропа стелется под ноги. Полыхают мальвы, клонятся под взлетами ветра разноцветий — те легкие и высокие цветы, что кладут головки на подоконник, стоит только распахнуть окно в редакции…

Близилась осень. Это чувствовалось и по начинающей жухнуть зелени, и по обилию яблок на воскресном районном базарчике — в селах все же кой-где сохранились сады. Августовские дни были томительно жарки, сухи.

У дверей сельмага толпились ребятишки, покупали тетради, сумки, карандаши. Встречая их, Валентина непроизвольно ждала: поздороваются, окликнут. Ведь во Взгорье детвора всегда радостно кидалась ей навстречу… Равнодушие детей задевало, она по-прежнему ощущала себя учительницей. Считала дни, оставшиеся до первого сентября, казалось — после начала учебного года придет полное спокойствие, исчезнут сожаления, сомнения, одолевающие ее.

Свою хозяйку Валентина видела редко, уже стала привыкать к ее замкнутости, отчужденности. Но в этот день хозяйка пришла раньше обычного, сидела на лежанке, обернув руки теплым платком, лицо было болезненным, у губ легла тень сдерживаемого страдания.

— Что с вашими руками, Дарья Никитична? — встревожилась Валентина.

— Осень чуют, — неохотно ответила хозяйка.

— Сходили бы к врачу.

— Не помру и так.

Сколько ни пыталась Валентина сблизиться с этой женщиной, так и не сумела пока. Вот же больно ей, плохо, а не позволит себя пожалеть. Валентина уже знала, что ее хозяйка именно та Филатова, о которой говорил Бочкин. Лучшая доярка в колхозе у Никитенко. На днях в газете поместили ее портрет.

— В газете себя видели? — спросила Валентина, раздувая огонь в подтопке: задумала мыть голову, на улице ветер, в волосах полно пыли.

— Портрет — дело немудрое, — строго сказала хозяйка. — Шо мени чужая похвала, колы я сама того не чую. Надаиваю от коровы по десять литров на круг, правда. А у других и по шести не выходит… Так разве то корова — шесть литров на день? Корм зря на нее переводить. Да и от десяти доход невелик, путевая хозяйка не стала бы держать ледащую животину. А хвалить — шо! Вон у нас Егор в опорках ходит, Иван же навовсе босой. Выходит, Егора хвалить за его опорки надо…

Впервые хозяйка заговорила с Валентиной, приоткрыла ей свои мысли. Невеселые они, горькие, как и вся ее вдовья жизнь…

В этот вечер Валентина долго сидела, не зажигая лампы. За окном простиралась степь, блеклая, непроглядная, насквозь пронизанная ветром. По балкам и буеракам повсюду ютились в степи белые хаты — селились первые жители возле воды. И в каждой хате о чем-то мечтают, к чему-то стремятся, чего-то ждут люди. Ждут нетерпеливо и если даже ругают порой сегодняшний невеселый день, то все равно крепко верят в завтра. Эту веру не сминают ни годы, ни войны, ни та неправда, которая еще творится порой вольно или невольно…

— Сумерничаешь? — Владимир неслышно вошел, сел рядом. — Как у тебя хорошо пахнут волосы…

— Вымыла ромашкой.

— Почему не зажигаешь огня? Взгрустнула по Взгорью?

— Думаю. Когда мы научимся жить так, чтобы каждый наш шаг был разумным и радостным?

— Живи так сейчас. Кто тебе мешает? Злой супруг?

— Я серьезно, Володя. Вот сегодня мы разговаривали с тетей Дашей… Да, не удивляйся, разговаривали. Она высказала очень верную мысль: мы радуемся порой слишком малому.

— Любая радость есть радость. Конкретно?

— Она в день надаивает десять литров от коровы. Это же очень мало. А считается передовой.

— Другие надаивают еще меньше, и подтянуть их до уровня тети Даши — дело важнейшее. По району получали бы каждый день лишние сотни центнеров молока.

— У тебя все центнеры. Но люди, люди… Не приучим ли мы их мириться с малым?

— Не приучим. — В темноте чувствовалось, что он улыбается. — Читаешь газеты? Чувствуешь, какие назревают кардинальные решения? В сентябре будет Пленум ЦК по этим вопросам. Повернем круто. Породность скота, корма… Лет через пять та же тетя Даша будет брать по пуду от коровы и не сочтет это заслугой. — Владимир немного помедлил. — У тебя, кажется, завтра нет номера? Хочешь поехать со мной в «Рассвет»? К Хвощу? Вот о ком стоит написать.

— Думаешь, я смогу? — обрадовалась Валентина. — Считала, ты смеешься над моими попытками…

— Напротив. Но тут надо суметь: он ведь непохож на плакатного героя. О том, чего достиг, не станет кричать на всех перекрестках.

…Вместе с ними в «Рассвет» выехала секретарь райкома комсомола Лидия Ильинишна Халина вручать будущим животноводам комсомольские