Меркьюри - Эми Джо Бернс

Солнце уже обретало пурпурно-розовый оттенок, склоняясь к дальним верхушкам серебристых кленов, а Марли все сидела за столом. То ощущение опустошенности, что она прочувствовала, когда последний раз была в этом доме, снова преследовало ее. Дом дожидался ее возвращения. Элиза по-прежнему здесь оставалась, хотя физически ее и не было.

Подсев к Марли, Шэй доделал домашнее задание по геометрии, после чего отправился в гараж играть на барабанах. Марли казалось, будто в этом доме ее крепко-накрепко обхватывают сами балки с перекладинами. Царящая здесь тяжелая, неподвижная скорбь завладела и ею. Скорбь по Элизе, по утраченной беременности, по прежнему светлому простодушию их отношений с Уэйлоном. Марли попыталась убежать от этих потерь, но безуспешно.

В восемь вечера она все же встала из-за стола, чтобы пойти уложить спать Тео. Поднялась по темной лестнице к спальням. Когда Марли дошла до комнаты Тео, дверь к нему была уже закрыта. Изнутри слышалось, как Уэйлон читает сыну книжку. Марли прислонилась к стене.

– Я очень скучал по тебе, сынок, ― с нежностью в голосе сказал Уэй.

Ей не хотелось, когда выйдет Уэйлон, стоять за дверью. А куда ей было еще пойти, кроме как по коридору к их общей комнате! Стояла поздняя осень, и солнце село уже давно. Из открытого окна веяло бодрящим холодом, и Марли в очередной раз прочувствовала мужской дух, живущий в этой спальне. С грязной одеждой на полу и незастеленной постелью. То, что произошло в ее последнее здесь пребывание ― драка братьев и ее неудачное падение, ― грозило преследовать Марли всю оставшуюся жизнь.

Но также ей не давала покоя и другая тоска. Марли не ощущала своего отсутствия в этих стенах, потому что никогда не чувствовала себя здесь как дома. Это была всецело территория Уэйлона, его кров и пристанище. То ли Бэйлор не предупредил его, что Марли вернется, то ли ему было все равно. Ей было до глубины души больно и обидно ― казалось, не осталось ни частицы, что Уэйлон так или иначе не изранил. Что же она такое сделала, что увело их брак от любви к страданиям? С точки зрения Марли, она не сделала ничего, кроме как попыталась защитить Элизу.

Внезапно у нее возникла потребность выбраться наружу, на крышу, как это делала свекровь. Там она смогла бы все обдумать и напомнить самой себе о том, зачем, собственно, сюда вернулась. О той семье, которая достойна была того, чтобы за нее боролись. Той, что теперь была и ее семьей. Марли поставила ногу на дальний край подоконника, высунула руки, чтобы ухватиться за что-нибудь снаружи. Ветер тут же куснул ее холодом, заставив почувствовать себя живой. Но не успела Марли выбраться из окна, кто-то крепко ухватил ее за руку и втянул обратно в комнату.

Уэйлон!

Она не глядя поняла, что это он, ― по тому, как прижалась его грудь к ее спине, по жару его ладоней. По запаху его рубашки, которого ей так не хватало. Уэй медленно развернул ее к себе, и Марли на миг подумала, что он собирается ее поцеловать. Покончить наконец с их ссорой.

Но Уэйлон, подняв ее левую кисть, спросил:

– Где твое обручальное кольцо?

Ей даже не знаком был голос этого человека, этого мужчины. Ее так и тянуло крикнуть: «Где же ты сам, Уэйлон?!»

– Я его потеряла, Уэй. Еще до смерти твоей матери. ― Эту правду она могла ему сказать. ― Видимо, соскользнуло где-то с пальца.

Черты его лица в полумраке заострились, сделались жестче.

– Тебе следовало мне об этом сказать.

Как будто то, что она утаила, явилось спичкой, которая разожгла весь этот пожар. Как будто ее признание могло как-то избавить их от скрытой под этим боли.

– Когда? Когда я устраивала поминки? Или организовывала погребение? Или, может, когда выбирала платье, в котором ее будут хоронить?

Отпустив ее руку, Уэй отступил на шаг.

– Вот только не надо, ― произнес он. ― Не изображай из себя мученицу.

– Я лишь старалась тебе помочь. Что я такого сделала, что ты вдруг стал меня ненавидеть? ― Ее возмущенный голос поднялся вокруг них, точно стена водопада. ― Или это просто потому, что я не поверила в байку твоего отца, что он якобы так сильно любил жену, что ее убил?

– Тебе сказать, что ты сделала, Марли? ― Он снова шагнул к ней, и Марли отшатнулась назад, к стене. От Уэйлона волнами исходили обжигающие эмоции: гнев, вожделение, голод, неутоленность. ― Что ты сделала? Ты отняла у меня сына ― вот что ты сделала. Даже представить невозможно чего-то более бессердечного, чем то, что устроила мне ты: когда я проснулся наутро после похорон матери и обнаружил, что ты исчезла вместе с Тео, не оставив мне даже записки. Я потерял всех вас троих за раз: мать, тебя и сына. Вот что ты сделала.

На это Марли не нашла, что ответить. Как она забыла о собственной способности причинять боль? Слез Уэйлона она не видела с тех пор, как обнаружила, что забеременела.

– Что я сделал, Марли, чтобы такое заслужить? ― Он высунул голову из окна. ― Скажи, почему ты вернулась? Ради меня или ради бизнеса?

– Какое это имеет значение? ― Марли стиснула кулаки, вонзаясь ногтями в ладони. ― Ты по-любому за мной не поехал.

Но он как будто и не слышал ее слов.

– Теперь, когда тебе будут платить зарплату, у тебя нет необходимости здесь жить.

– Не говори так… ― Голос ее внезапно утратил всякую силу. Она видела страдания мужа, видела, как его это подкосило. Марли понадобилось призвать всю свою храбрость, чтобы вернуться в этот дом. Чтобы сделать этот выбор.

– Я понимаю, почему ты хочешь зарплату. Правда, понимаю. ― При этих словах Уэйлон весь точно сплющился, как старая дырявая шина. Он повернулся к Марли ― беспомощный перед лицом жены ― и прислонился лбом к ее лбу. ― Все, что у меня есть, Марли, ― твое. Все это я сделал только для тебя.

– И кто из нас теперь мученик? ― с грустью сказала Марли. Вся злость и склонность поехидничать разом ее покинули.

Уэй утер глаза, тихо ругнулся, после чего вышел, оставив Марли одну в этой комнате, которая никогда так и не стала для них общей.

Итак, Марли осталась. Слова Бэйлора, брошенные ей несколько лет назад, кружили в ее сознании, точно плавниковый лес. Она была бесприютной побирушкой. Бродяжкой, ожидающей, что ее примут. А еще она была женой, которая ушла от мужа. И обе эти испостаси казались ей истинными: ей требовалось уйти