Американские девочки - Элисон Аммингер

– О, нет, – выдохнула я.

– Я даже не собираюсь задавать тебе никаких вопросов, – сказала Делия. – Потому что на данном этапе все это уже не имеет никакого значения.

– Она хочет, чтобы нас арестовали? – Мне стремительно делалось дурно. – И тогда я не смогу поступить в колледж?

Делия засмеялась:

– Тобой она не интересуется. Честно. И не слишком казнись, потому что звонок в полицию, возможно, в любом случае не вариант. Я думала позвонить. А потом представила, как я говорю, что некая женщина клеит мне на входную дверь фотографии, на которых изображены я и ее муж. Думаешь, полицию волнуют разборки такого рода? Один раз меня какой-то парень преследовал до самого дома. Прикинь, я едва успела забежать внутрь и захлопнуть за собой дверь. Я тогда сразу позвонила в полицию. Ко мне приехал коп и заявил, что я страдаю галлюцинациями. Давай, разгадай еще одну загадку: есть ли в этом городе хоть кто-то, кому до меня по-настоящему есть дело?

«Таким человеком был Декс, – хотелось мне сказать. – Те десять процентов своей жизни ты разрушила сама».

Ну, а что толку говорить такое? Она сама все знает. A мне на этот раз было не все равно. Совсем не все равно.

– Мы пытались тебе помочь, – объяснила я. – Хотя это не оправдание.

На ковре валялись и другие кусочки Делии. Не знаю, кто разорвал фотографии, она или Декс. Рука Делии с идеальным маникюром выглядела чужеродным предметом, случайно попавшим в уголок снимка с места преступления. Мне вспомнилась рука Оливии, как-то собственнически обхватившая плечо Карла Маркса, пока он ее не стряхнул с себя, передав Оливию товарищу по команде.

Похоже, в Лос-Анджелесе все цельное может быть разбито и распродано по кускам. И Оливия однажды утром проснется и пожалеет о своем заигрывании с музыкантами, как сестра сейчас жалеет о заигрывании с продюсером. Как в конечном итоге девочки Мэнсона пожалели о заигрывании с ним. Пусть ситуации совершенно разные, а то и вообще не имеют ничего общего, но со своей точки зрения принципиальных отличий я не видела.

– Я все-таки чуть было не позвонила в полицию. Чтобы попросить их тебя разыскать.

– И сказать, что ты меня бросила возле бара в Лос-Анджелесе?

В ту же секунду я горько пожалела о своих словах.

Сестра покачала головой:

– Извини. Я не хочу ссориться. Не хочу, чтобы из-за этой ночи у лета был плохой финал. Не надо было целовать Роджера. У меня было совершенно пусто в голове, и вышла полная тупость. Видит бог, тебе не следовало наблюдать отголоски грязного романа своей сестры, давно канувшего в Лету. Хотя Декса-то мне теперь никогда не удастся в этом убедить.

И это еще мягко сказано.

Во время разговора сестра поглядывала в большое открытое окно, переводя взгляд с того места, где стоял дом продюсера на холме, обратно на кружку с кофе, зажатую у нее между колен.

– Я знаю, что ты не выносишь Роджера, но у нас с ним своя история. Думаю, отчасти это связано с тем, что он мой бывший, и поэтому иногда мне кажется, что у меня есть вроде как остаточные права: например, я могу целоваться с ним, но не спать. Знаю, ни ты, ни Декс никогда этого не поймете, но поцелуй с Роджером каким-то образом ничего не значит, это вообще из другой оперы. И потом – я знаю, Декс говорил, что написал роль и для меня, но поскольку у него купили сценарий, а вместо носа у меня полная катастрофа, я просто хотела первой все разрушить. Он не может отдать мне роль просто потому, что ему захотелось. Дела так не делаются, и даже он сам это понимает. А я не желаю оставаться за бортом. Я не могу ему объяснить, что и зачем делала с тем продюсером. Просто не могу. Людям нравится думать, что они подобрали девочку в депрессии, в запутках или в отчаянии, это страшно романтично, это возбуждает и вдохновляет, но им совершенно не хочется знать, что эта девочка делала на самом деле. Поверь мне. Я знаю, о чем говорю. Трагедии привлекательны, но только если они не наносят побочного ущерба, а побочный ущерб всегда есть. – Сестра рассуждала сухо и по-деловому, даже сидя среди обрывков и осколков своей жизни, разбросанных по ковру.

– Декс тебя не оставил бы за бортом.

Теперь она перевела взгляд с кружки не на пейзаж за окном, а на меня:

– Но ему пришлось бы. Действительно пришлось бы. Любой может бросить кого угодно. И пусть ты права и он не бросил бы меня на этой неделе или даже в этом месяце, но наш городок построен отнюдь не на длительных отношениях. Скорее всего, у нас еще будет с ним разговор. Может, ему захочется послушать, как я объясню появление этих фотографий. Может, не захочется. И как я после этого смогу рассказать ему о Роджере? Да и какой в этом смысл? Я Роджера не люблю. Подобное не повторится. Кому станет лучше от такой правды? – Она показала на мусор у себя под ногами. – Я бы сказала, Декс и так уже насмотрелся.

У меня не было объяснений поступкам моей сестры. Я не могла увязать Делию, сидящую на диване, с кусочками Делии, разбросанными по полу, как не могла увязать девочек Мэнсона с их преступлениями. Может, она по-настоящему полюбила Декса, а потом испугалась и натворила глупостей. Может даже, она переспала с половиной Голливуда, но неожиданно я осознала, что не имею никакого права называть ее шлюхой. Мне было стыдно за те шуточки, которые мы с Дун отпускали на ее счет. Мне очень хотелось, чтобы Декс ее простил. Мне хотелось, чтобы ей был дан еще один шанс, и не важно, заслуживает она того или нет.

– То есть ты больше не будешь сниматься у Роджера?

– Буду, но с Роджером я могу держать себя в руках, веришь ты мне или нет. – Она закатила глаза от отвращения к себе самой. – Я даже рассказала Дексу, что снималась у Роджера. До того, как мы приехали сюда, разумеется. И о маме.

Мама.

Мне нужно было срочно собираться, но захотелось на минуточку просто присесть. Сестра поджала ноги, и я свернулась калачиком на другом конце дивана.

– И что он сказал?

– Сказал, что, видимо, я ему действительно совсем не доверяю. Какая ирония, да?

– Но ты же и не