Цепи меланхолии - Линда Сауле

– Тогда что не так? – Эвет сковырнула с тюбика подсохший кусочек краски и отправила его в рот.

– Во мне будто что-то отсутствует. Какой-то фрагмент, много значащий для меня когда-то.

– Ты скучаешь по нему?

– Да, – выдохнул Чад и развернулся. – Да, Эвет, ты совершенно точно подметила это. Мне кажется, я страдаю и страдал все эти годы, но прятал от себя страдания, думал, что мне это только кажется, но после того, как я побывал в хранилище, после того, как картины заговорили со мной, я перестал обманываться. Я стал честным и теперь жалею о том, что притворялся. Я позволил этому уйти, покинуть меня, но внутри зияет дыра, она напоминает о том, что когда-то там жило что-то важное.

– Папа говорит, что нужно вспомнить, когда ты видел это в последний раз.

– Ах, если бы я только знал, о чем я толкую, тогда я мог бы ответить.

– Тебе больно?

– Невыносимо. Но я не могу поддаться, потому что тогда я признаю, что оно навсегда утеряно, что упустил его. А я не хочу больше себе врать.

– Арлин говорит, что врать нехорошо.

– Она права. Но иногда без обмана не выжить. Иногда он необходим, чтобы удержаться на краю. Как Мэри. Несчастная Мэри, у которой нет никого, способного помочь ей. Ее ребенок погиб, и поэтому она здесь, в Бетлеме.

– Вовсе не поэтому! – фыркнула Эвет.

– О чем ты?

– Она здесь не потому, что ее дочка умерла. Мэри здесь, потому что она убила ее.

– Что ты такое говоришь? – пробормотал Чад. – У Мэри случилось несчастье, ее ребенок утонул в тот день, который она рисует из раза в раз. Ее картина, ты же помнишь? Я видел ее тогда, в хранилище, Мэри сама показала мне, что произошло: она сидела на краю лодки и горько плакала, потому что не хотела, чтобы наступил следующий день, в котором она больше не увидит своей дочери.

– А я говорю, что Мэри убила ее, – бросила Эвет и с вызовом посмотрела на Чада.

– Ты лжешь.

– Нет, я говорю как есть, – упрямо повторила Эвет, нахмурившись. – Потому что доктор Дейтс приказала мне говорить только правду. Почему ты не веришь мне? – Лицо ее залила краска обиды. Чад знал, что за этим последует взрыв бешенства, но ему было все равно. В голове лихорадочно проносились образы: Мэри, тихая и умиротворенная, пишет картину, Мэри сидит на краю лодки, россыпь цветов на поверхности воды. Но куда делся ее муж, почему она не изобразила его на картине?

– Она не могла убить ее, – прошептал Чад. – Только не Мэри.

– Мэри – убийца, Мэри – убийца, – принялась повторять Эвет, а Чад с ужасом смотрел на нее. – Она не помогла своей дочке, смотрела, как она тонет, и ничего не делала. Потому что ей надоело с ней возиться. Надоело, что она постоянно плачет, хочет на ручки, капризничает. Мэри не выносит, когда ее отвлекают от работы.

– Но она хотела покончить с собой, хотела перестать мучиться!

– Что с того!

Чад в растерянности стоял посреди комнаты и чувствовал, как в душе поднимается яростная волна недоверия. Эвет слыла страстной выдумщицей, но Чад, узнав ее ближе, чувствовал, где она может схитрить, а где остаться искренней, и он был уверен: она не лгала сейчас. Мэри и вправду позволила утонуть собственной дочери, попросту убила ее, и, несмотря на страшное деяние, продолжала рисовать, притворяясь, что является жертвой собственного преступления. Лгунья, убийца! Чад отшвырнул кисть и бросился к Эвет. Он рывком поднял ее на ноги и прошипел, глядя в глаза:

– Поклянись, что сказала правду! Дай слово, что не дурачишь меня, что ты не выдумала все это, чтобы досадить Арлин!

Взгляд Эвет блуждал, она была напугана, но сумела не отреагировать на вспышку Чада и просто запела какую-то песенку. «Она не лжет, ей было незачем это делать, – вдруг понял Чад и в растерянности отпустил ее. – Каким я был дураком! Как ошибался!»

Теперь все, что он знал о Мэри, все намеки, недовольство Арлин тем, что Чад изменил сюжет картины, вдруг обрели иное, зловещее значение.

– Разумеется, разумеется, – бормотал Чад, все больше понимая суть сюжета Мэри. – Она избавилась от дочери, от маленькой девочки, которая любила ее всем сердцем, собирала полевые цветы и проводила время с родителями на природе. А муж, был ли он на берегу в тот день? Неужто Мэри все спланировала заранее и равнодушно смотрела, как гибнет ее ребенок? Она отняла маленькую жизнь, а ее сознание вытеснило воспоминание, заменив его другим, где тонет старый пес по имени Честер. Я должен поговорить с ней! – выкрикнул Чад.

– Тебе не добраться до Мэри, они спрятали ее так далеко, что теперь никто больше ее не увидит. – В голосе Эвет звучало злорадство. – Чад, куда ты, – плаксиво запротестовала Эвет, – не уходи, давай рисовать!

Чад бросился к двери. Он выглянул в коридор, – кто-то из пациентов стоял у распахнутого окна и смотрел на улицу сквозь решетку. Нужно пробраться к основному входу в конце коридора. Чад знал, что там пост, на котором всегда кто-то дежурил, и две двери, одна из которых, внутренняя, держалась запертой на ключ.

Стараясь не бежать, Чад приблизился к проходной, бледный, со стекающими по лицу струйками пота. На посту нашлась Дженни; она взглянула на Чада, и в ее глазах промелькнуло удивление, быстро сменившееся настороженностью. Однако Дженни ласково улыбнулась и, выйдя из-за стола, остановилась в двух шагах от Чада, оценивая его растрепанные волосы, помятую пижаму и взволнованный вид.

– Я могу чем-то тебе помочь? Чад. – Она намеренно выделила его имя.

– Да, – пробормотал он, раздумывая, как озвучить свою просьбу, чтобы она не показалась надуманной прихотью. – Послушай, Дженни, я тут вспомнил, что у меня хранятся рисунки Мэри, те самые, которые она оставила в мансарде, перед тем как… Ну, ты знаешь.

– Так…

– Вот я и решил: они понадобятся ей там, где она сейчас находится. Наверняка она будет искать их, когда вернется в Бетлем, и я подумал, что мог бы передать.

– Боюсь, это невозможно, – тихо произнесла Дженни, и в глазах ее промелькнула тень.

– Почему? Она умерла?

– Нет-нет, она жива… – Дженни замялась и осторожно произнесла: – Просто… Она не сумеет оценить твой подарок…

– Как это? – спросил Чад растерянно. – Арлин сказала, что у нее все наладится.

– Да, да, она пришла в себя. Но она… Как бы это сказать, не вполне осознает себя.

– Мэри сошла с ума? – тихо произнес Чад, чувствуя, как