Домик окнами в сад. Повести и рассказы - Андрей Александрович Коннов

из памяти ни одной мельчайшей детали. Оля, с аккуратным выпуклым животом, но ставшая ещё красивее лицом, и рядом с ней – светловолосая глазастая девочка лет пяти, и глаза у неё Олины. Они рассматривали друг друга робко и жадно одновременно, словно не узнавая и не веря тому, что вдруг свиделись, расставшись по воле судьбы, на много лет. После минутного замешательства – одновременно зашагали навстречу друг другу, разом заулыбались, и заговорили так просто и естественно, как будто вчера расстались. Теперь уже Марков на полголовы возвышался над ней, и на фоне его могучих плеч и торса, развитых занятиями борьбой в секции самбо в курсантские годы, Оля выглядела, несмотря на свою беременность, хрупкой и, почему-то, беззащитной. Ладонь, которую она неловко протянула здороваться, не была уже мозолистой и шершавой, но оставалась, такой же крепкой. Она заглянула ему прямо в глаза и у Маркова, тогда переполненного молодым задором, и ещё нерастраченными любовными чувствами, зашлось сердце. Её ласковый и восторженный, откровенный и обезоруживающий взгляд, показался Маркову таким, что жизнь свою отдать за него было бы не жалко. Она улыбнулась, как-то виновато. Он тоже выдавил из себя подобие улыбки и, вдруг, осознал ясно, как день: он всё время мечтал об этой встрече и о ней! Но не о такой встрече и не об Оле – чужой жене, ставшей матерью, и вновь ожидающей ребёнка! И теперь его самая светлая мечта в жизни умерла, разбилась на тысячу мелких, беспомощных брызг, словно могучая волна о волнорез…

Тогда они поговорили откровенно, по-свойски о том, кто и как устроился во взрослой жизни, и разошлись по домам. Не всякая дружба навеки, да и невозможно просто дружить мужчине и женщине… Но и Олин образ не вынешь, словно занозу, и не выбросишь. Может быть, поэтому и не везло Маркову в семейной жизни, что искал он женщину, такую, как Оля. Но сам не понимал того… Не нашёл, отчаялся и зачерствел душой. Потом начался развал страны, раздел флотов, потеря работы, мытарства в поисках её, бесконечные неудачи и унижения, когда улетел он в Магадан, и там устроился на рыболовный траулер, принадлежащий местному бандиту, простым судоводителем. Выходил в море на этом гнилом корыте – из остатков раздербаненного флота Магаданрыбпрома и получал за гроши, и те с опозданием! Но случай свёл его с одним из выпускников ТМУРП – эстонцем Акселем Саксом, с которым Марков когда-то очень дружил. Тот переезжал к себе на родину и взял Маркова с собой. Помог – устроил судоводом на паром от компании «Викинг Лайн». А Марков, потом уж, и сам не оплошал! Он был хорошим, грамотным судоводителем и штурманом. На пароме проходил недолго. Его заметили, оценили, проверили знания, предложили сдать экзамен на международный сертификат. Марков занял денег на оплату и сдал с первой попытки, потому что знал своё дело, и английский язык. И потом ходил под многими флагами, на многих судах, пока его, опять же случайно, не пригласили, как опытного специалиста, норвежцы.

В город, на следующий день, вечером, их с отцом отвёз Алик. Маркову нужно было срочно улаживать дела с домом, с газовым хозяйством, с электричеством. Хотя он и не осознавал ещё до конца, к чему всё это? Ну, узаконить владение домом и земельным участком – необходимость. А всё остальное? Жить Марков в селе, будто бы не собирался. Родители – тоже… Через четыре месяца – опять в моря… Но, мотаясь по конторам электросетей и газовых служб, он вдруг, так сильно затосковал по деревне, пустующему домику-сироте, старому пруду и саду, что поручил дело о вступлении во владение по дарственной, первой попавшейся юридической компании, а сам снова поехал туда, куда его непреодолимо тянуло и где, ему казалось, он способен обрести, пусть ненадолго, душевный покой и равновесие.

Помогать навести порядок в доме пришёл Алик вместе со своим семейством и роднёй, осевшей в их селе. Марков только подивился тому, как быстро и добросовестно работали эти люди, совершенно чужие ему и, в сущности, малознакомые. Растроганный и благодарный за помощь, Марков накрыл стол для всех, кто ему помогал, так как деньги они брать категорически отказались. Сидели и пировали шумно и весело, с витиеватыми кавказскими тостами, произносимыми на азербайджанском, а потом досконально переводимыми на русский. После того, как закончился купленный Марковым коньяк, разгулявшийся Алик вынес свойский, зеленоватого цвета самогон, настоянный на каких-то травах. Но он оказался таким крепким – настоящий абсент, что мужчины здорово захмелели и стали расходиться по домам, вместе со своими семействами.

Уже вечерело, начинался сентябрь, с пруда тянуло сыростью, сад задрёмывал и замирал – ни кустик, ни веточка, ни травинка не двигались даже слегка. Сосед повёл показывать Маркову свои парники и виноград, который высадил недавно, трепетно ухаживал, и очень им гордился. Марков, оглядывая Аликову гордость, вежливо кивал и сдержанно хвалил, не желая дать понять, что он в этом ничего не смыслит, и думами своими он сейчас далеко-далеко… Хотя, ни о чём таком уж неземном он и не рассуждал – просто с наслаждением вдыхал полной грудью густой деревенский воздух, смешавший в себе запахи влажной от росы стерни с убранных полей за селом, садовой листвы, поспевших, висящих на ветвях и преющих на земле яблок и слив, оставшейся кое-где зеленеть травы, огородной ботвы и рыбно-тинный дух пруда – запахи, почти забытые, из детства. Эстония пахла совсем по-другому… Его душа, давно уже лишённая сентиментальности, слегка заскорузлая – от возраста, от всего пережитого, вдруг по-молодому встрепенулась, оживилась, и он подумал: «Вот бы закрыть сейчас глаза на секунду, потом открыть и оказаться в тех далёких годах, когда ещё ничего в жизни не происходило, беззаботная пора не прошла. И Оля незамужняя, рядом со мной… Только я – не двенадцатилетний мальчишка, а взрослый парень! Могло бы такое быть? Могло бы! Разница в четыре года между женщиной и мужчиной во взрослой жизни – пустяк. Но не случилось..!»

5.

От нечего делать, Марков предложил соседу, занятому на уборке картошки на своих гектарах земли, которую он оптом сбывал в Ростов, скосить ботву с картофельных грядок на огороде у себя, и у самого Алика.

– Пожалуста, если не трудно, патом бери, сколько хочешь! – зачастил скороговоркой обрадованный Алик и принёс ему косу, но Марков примерившись, забраковал её и решил поискать в пустых сараях бабушкиного подворья свою, которую он настраивал в последний раз, когда гостил у бабушки, после выпуска и заготавливал ей на зиму