Колычевская весна - Екатерина Васильевна Михеева

Увидев в окне Наталью, Василий Васильевич пришел в изумление. Он в комнату почти вбежал и сам не знал, почему так обрадовался встрече… Именно здесь… без посторонних глаз.

— А я-то тебя ищу, Наталья Ивановна, — протянул ей руку Василий. — И дома побывал. Поговорить с тобой ребята просили. Охота, чтоб ясли наши, как дворец сверкали. Материалы есть, а мастеров хороших нет. Наряд по всей форме выпишем… — Заглянул он в глаза Наталье.

Просьба Быкова затронула струнки Натальиного самолюбия. Она не отказала Василию Васильевичу. До конца отпуска еще полмесяца, можно успеть… И для родной внучки не грех постараться, к тому же деньги никогда не лишние… Они долго советовались, каким цветом дать фон, какой накат пустить и, наконец, выбрали светло-розовый с серебром, по верху бордюр из цветов.

Сделав несколько наставлений Иваненко, Наталья ушла. Быков проводил ее до дома.

Катерина одобрила решение свекрови. Договорились, что к работе она приступит послезавтра. «А сегодня, — посоветовала Наталья, — возьмемся за стирку. Пока дома, порядок наведем».

Затопив печь, невестка пошла за водой. Воду брали прямо из Тасуни. От дороги, где стояли жилые вагончики холостых колычевцев, под мост шла хорошо утоптанная тропа. Под мостом и в стужу дымилась широкая полынья. Там били ключи и не давали намерзать льду. Днем редко кто спускался к воде. Зато вечером, когда вернувшаяся со строек молодежь начинала топить печи и дым из них белыми столбиками уходил в густо посиневшее небо, полынью, гремя котелками и ведрами, обступали дежурные. Они добродушно подшучивали друг над другом, пускали какое-нибудь замысловатое словцо вслед неудачнику, расплескавшему по дороге воду. Потом на берегу все затихало до утра. Утром же туда слетались ребятишки.

Наталья с внучкой стояла у окна. День выдался яркий. Далеко вокруг все было ослепительно белым. На прибрежных кустарниках и деревьях красивым кружевом осел иней. В нем весело играли разноцветные солнечные лучики.

Наталья следила, как Катерина осторожно спустилась по заледенелой тропке, встала на колени, неторопливо зачерпнула одним ведром воды и сильным рывком вытащила его на лед. Взялась, было, за второе, но ей с горы что-то закричал Лешка, сидевший на деревянных санках.

Катерина выпрямилась и погрозила ему рукой. В эту минуту четырехлетний Костя со смехом подтолкнул сани, и Лешка стремительно понесся по утоптанной тропе. Сани сбили Катерину с ног и ухнули в воду. Быстрое течение засасывало санки под лед.

— Бросай сани! Бросай! — кричала растерявшаяся Катерина, протягивая мальчику коромысло. Но Алешка в испуге не слушал ее. Достать его рукой не было никакой возможности. Подойти с другой стороны нельзя — тонкие закраины обломятся. Катерина скинула кацавейку и прыгнула в воду. Вода доходила ей до шеи…

На горе вопили перепуганные ребятишки.

— Тонут! Тонут!

Вымокшую до нитки Катерину люди привели домой. Наталья быстро раздела невестку, натерла водкой и уложила в постель.

— Пропотеешь, может, и ничего.

Прибежала вся в слезах Настя.

— Я виновата. Я. Сколько раз предупреждал Ваня, чтоб не пускала мальцов на гору… — в три ручья ревела Настя.

— Хватит тебе, хватит реветь-то, — остановила ее Катерина. Ее заметно лихорадило. На щеках проступили красные пятна.

«Отчаянная она у нас головушка», — неожиданная теплота к невестке охватила Наталью. Отойдя к комоду, она сделала вид, что ищет там чистую пеленку. Хотела иль не хотела того сама Наталья, сердце ее понемногу раскрывалось навстречу невестке.

Вынужденное купание не обошлось Катерине даром. Через сутки Димитрий на машине увез жену в больницу. К крупозному воспалению легких прибавилась грудница. Ребенка Наталья в больницу не отдала, кормить девочку Катерина все равно не могла.

Димитрий всю неделю мотался между домом и работой, а в воскресенье уезжал в больницу. Он похудел, осунулся, переживал страшно за дочку Наташку, которую пришлось оторвать от груди.

Наталья чувствовала, как тяжело сыну, и желала сейчас лишь одного, чтоб Катерина выздоровела, чтоб Димитрию стало хорошо.

— Ты уж не езди сюда, справлюсь как-нибудь.

Она варила внучке жидкую манную кашу, рисовый отвар, но ребенок таял на глазах. Девочке каждый день нужно было свежее молоко, а в магазин его завозили неаккуратно. Иногда вместо молока привозили кефир или простоквашу. А специально из-за литра молока никто не будет ежедневно гонять машину за сорок километров на базу, до ближайшего же колхоза в три раза дальше.

Однажды под вечер в ограду к Ласьковым зашли Иван Фролов и Быков. Они долго крутились возле маленького дровяного сарая, заглянули внутрь, что-то мерили, потом ушли.

А утром повеселевшая Настя сказала Наталье:

— Ваня с дядей Васей за коровой в «Новую жизнь» уехали. Договорились, раз такой случай, продадут.

— А деньги? — всполошилась Наталья и полезла в чемодан, где на самом дне, завернутые в чистый платок, лежали две тысячи.

Настя улыбнулась. Щеки ее порозовели.

— Слава богу, были у нас. На пальто с Ваней копили.

Наталья поклонилась ей в пояс по старому русскому обычаю:

— За заботу вашу и на добром слове спасибо, а денег нам не надо. Свои есть.

* * *

Новоселку Быков и Фролов привезли утром в воскресение. Вероятно, не одну корову на свете не встречали так бурно и радостно. У дома Ласьковых собрался весь женский пол Колычевки. Женщины подозрительно оглядывали корову и дивились ее неказистому виду. Коровка была низенькая, комолая, обросшая густой шерстью, черно-белой масти. Ее длинный хвост с пышной метелкой на конце волочился по снегу.

Сияющий Василий растолкал любопытных и, лихо сдвинув шапку, завел корову в ограду. Привязав ее к кедру, он кинул ей охапку сена, привезенного на той же машине. Наталья сомнительно качала головой.

— Не корова, орангутанга какая-то.

Быков весело хохотнул и легонько похлопал Новоселку по черным лоснящимся бокам.

— Ты вымя, вымя гляди! Ведерница!

И правда, нежно-розовое упругое вымя поразило Наталью своим размером.

— Сроду такого не видала.

— То-то и оно, что не видала, — довольно пробасил Василий. — Новая порода. Гибрид тибетского яка с нашей караваевской.

— Какой такой гибрид? — не поняла Наталья.

— Помесь, так сказать. — Василий провел рукой по шелковистой холке животного. Коровка покосилась на Наталью кротким лиловым глазом и потянулась губами к его ладони.

Быков вытащил из кармана ломоть ржаного хлеба, сдобренный солью, и сунул в руки Наталье.

— Дай сама. Пусть к хозяйке привыкает.

Новоселка раздула розоватые влажные ноздри, обдала руку женщины теплым дыханием и мягко осторожно взяла хлеб.

Не отнимая ладони с крошками от ее морды, Наталья сочувственно взглянула в уставшее с припухшими мешочками под глазами лицо Василия.

— Умаялся с коровой-то?

— Ничего. Вот сарай уделаю и отдохну, — он слегка пожал ее руку выше локтя и пошел