Любимых убивают все - Сабрина Хэгг

браслетики на запястьях. Отказывать Акселю было неловко и почему-то немного стыдно. К тому же он впервые приглашал ее к себе домой. Раньше они всегда занимались либо у Йенни, либо в библиотеке.

– Ничего страшного, – ответил Аксель и добродушно улыбнулся. – Если лекция не слишком поздно и у тебя нет никаких планов после нее, то можешь прийти, когда она закончится. В чем проблема?

Аксель все время щурился, потому что назойливые солнечные лучи слепили ему глаза. Йенни, затаив дыхание, смотрела, как красиво свет ложится на кончики его длинных ресниц, как окрашивает их в цвет, напоминающий разведенную в воде золотистую охру.

– Так что? Ты согласна? – переспросил Аксель, так и не дождавшись ответа. В его голосе звенело беспокойство.

– А? Что ты сказал? – Йенни стушевалась и густо покраснела. – Извини, я просто задумалась…

– Да все в порядке. Я говорю, если после лекции у тебя нет никаких планов, то можешь прийти после нее.

– Да, давай. Только продиктуй адрес, – ответила Йенни и открыла заметки в телефоне на случай, если номер дома или название улицы вылетят у нее из головы.

– Лучше я тебя встречу, окей? – Йенни удивленно распахнула глаза, но Аксель тут же поспешил объясниться: – Просто я живу рядом с пляжем, а там очень легко потеряться. Оскар как-то раз два часа петлял по району, пока я его не нашел.

Йенни улыбнулась и кивнула.

– Отлично тогда. Лекция будет проходить в музее кино. Неожиданно, правда? И закончится где-то в пять.

Не успела она договорить, как Хильма объявила об окончании урока. Ребята повскакивали из-за парт и кинулись к двери.

– Ладно, в пять буду ждать тебя у музея, хорошо? – поднимаясь с места, уточнил Аксель. – Задания тогда давай тоже распределим вечером?

– Да, отлично. Спасибо.

– За что спасибо? – спросил Аксель. Он нагнулся над партой, чтобы расслышать, что собиралась сказать ему Йенни. Его брови были сведены на переносице, удивленный взгляд – направлен прямо на собеседницу.

– За то, что тебе не пофиг, доберусь ли я до твоего дома, наверное, – смущенно ответила Йенни и пожала плечами.

Аксель разразился бархатным, солнечным смехом. Когда он смеялся, лицо его приобретало совсем детское, мальчишеское выражение.

– Да не за что. – Аксель подмигнул и снова улыбнулся, а затем вышел из класса.

* * *

Ровно без десяти минут пять Аксель подошел к невысокому зданию из красного кирпича, что располагалось на развилке между тремя улицами. По обеим сторонам от главного входа в музей на ветру развевались темно-синие флаги с надписью Filmmuseum[11]. А слева, вдоль фасада здания, прямо на земле, стройным рядом выстроились черные полутораметровые трафареты букв, составляющие слово Cineteket.

Музей кино был запечатлен в памяти Акселя яркими мазками незабываемых впечатлений. Он часто приходил сюда на экскурсии в младших классах. Одновременно острые и расплывчатые, болезненные и счастливые воспоминания – какими могут быть только воспоминания о детстве – навалились на него в одночасье. Тогда все казалось таким простым и понятным. Тогда не было проблем, мысли о которых не давали бы спать ночами. Тогда он не знал, каково это – жить, сжавшись в комок от ужаса и усталости, при этом на виду у людей сохраняя лучезарную улыбку. Тогда он не знал, каково это – стать чужим самому себе.

В пять часов из-за массивных деревянных дверей музея показалась Йенни. Она выглядела бодрее и счастливее, чем утром, улыбалась – то ли машущему ей Акселю, то ли своим мыслям. Завидев одноклассницу, он быстрым шагом направился ей навстречу.

Ребята обменялись приветствиями и устремились в строну пляжа.

Вдруг Аксель сказал:

– Ты выглядишь такой счастливой. Видимо, тебе понравилась лекция?

– Да, было круто!

– А что за режиссер приезжал?

– Рой Андерссон, – быстро ответила Йенни и перевела взгляд с дороги на Акселя. Тот выглядел слегка озадаченным. – Ты вряд ли знаешь его. Он снял «Песни со второго этажа» и «Шведскую историю любви» – фильм детства моей мамы.

– Я даже о существовании таких фильмов не знал. Единственные древние фильмы, которые я смотрел, – это «Крестный отец» и какой-то фильм Линча с Джеком Нэнсем.

В ответ на его реплику Йенни снисходительно улыбнулась и пожала плечами, как бы уверяя: «Шведская история любви» – вовсе не тот фильм, который нужно обязательно увидеть.

Какой-то отрезок пути они прошли молча, даже не глядя почти друг на друга. Йенни наслаждалась легкой прохладой, что приносил с собой вечерний бриз, думала о словах, услышанных на лекции, и мысленно искала способ использовать полученные знания в недавно придуманной короткометражке.

Аксель шел по левую сторону от нее и мучительно искал тему для разговора, но мысли путались, ускользали. Причина была в том, что благодаря ветру, дувшему с моря, Аксель отчетливо слышал шлейф парфюма Йенни. Его поразило чувственно-сладкое сочетание карамели, малины, пачули и роз. Аромат был слабым и ненавязчивым, но таким по-домашнему теплым – Акселю захотелось вдруг остановиться и уткнуться носом Йенни в шею, и эта странная мысль заставила его смутиться и отвести взгляд от задумчивого лица одноклассницы.

– Йенни, ты голодна? – спросил Аксель, радостный оттого, что нашел способ прервать затянувшееся молчание.

Йенни повернула голову в его сторону, заправила за уши выбивающиеся из прически пряди. Она смотрела как будто бы поверх плеча Акселя, не осмеливаясь встречаться с одноклассником взглядом.

– Нет… ни капли.

Аксель медленно покачал головой.

– Ты знаешь, что для человека, который два года ходил в театральный кружок, ты просто катастрофически плохо врешь?

– Я же не на сцене играла. Я писала сценарий и ставила пьесы с Альмой! – парировала Йенни.

– Ах вот оно что… Ну это меняет дело. Тогда у тебя есть полное право так неубедительно врать.

– Ой, да иди ты, Экланд! – воскликнула она, и чистый смех ее разнесся, разлетелся по улице, точно аромат цветущей вишни в мае.

– Нет, ну а если серьезно, то это одна из причин, почему меня так притягивает кино, – сказала Йенни негромко, взгляд ее нерешительно скользнул по лицу Акселя. – Я вот даже не могу соврать, что я не голодна или притвориться, что мне плохо, чтобы не идти в школу. А кто-то может сыграть перед камерой миллионы самых разных эмоций! Прожить целую жизнь! Ты видел, как, к примеру, актеры, исполняющие главные роли в «Шепотах и криках», поразительно передали весь ужас, весь трагизм происходящего в фильме? Я просто прилипла к стулу, во все глаза уставившись в экран. Мне было физически больно его смотреть. Конечно, тут еще и драматургия, и какие-то кинематографические приемы играют огромную роль, и шикарная операторская работа… Но это же все равно волшебство какое-то!