Деревенская повесть - Константин Иванович Коничев

Север, кому сколько хотелось, и до тех пор грабили, пока рабочий класс внутри стран не наступил на глотку своей буржуазии, и пока интервенты не испытали силу Красной Армии. Тогда только они прекратили грабёж и стали выводить из Архангельска свои войска…».

Подошёл Клапышев, потрепал Терентия по лохматому полушубку и, улыбаясь одобрительно, проговорил:

— Агитируешь? Валяй, валяй! Пригодится. Демобилизуешься, в деревне активистом будешь… И после гражданской войны борьба ещё будет, классовая, долгая и упорная…

Командир прошёл в другой конец вагона, где столпившиеся красноармейцы беседовали о войне, вспоминали убитых бойцов и делились новостями, дошедшими в письмах из родных деревень. А поезд, точно ощупью, медленно двигался к Архангельску.

С Бакарицы, строем по четыре в ряд, шли советские батальоны по льду через Двину на Троицкий проспект. По проспекту не спеша двигались трамваи. Слегка крутил снежок, заметая узкие дощатые мостки. Толпились горожане. Одни из них следили за вступлением в город Красной Армии, другие читали расклеенные на столбах листовки с приветствием Реввоенсовета:

«Революционный военный совет армии, приветствуя наших победоносных героев, выражает искреннюю товарищескую благодарность всем, кто приложил свои силы к делу защиты республики.

Привет вам, сознательным борцам и защитникам Рабоче-крестьянской революции, — вам, не знающим устали, не поддающимся ни холоду, ни голоду, не устрашившимся ни непроходимых болот, ни дремучих лесов угрюмого Севера!

Привет вам, высоко держащим красное знамя социалистической революции и борющимся за её существование!

Привет вам, освобождающим порабощенных и карающим поработителей!

Привет вам, красным борцам — почётным гражданам социалистического отечества!..».

Части шестой армии, вступив в Архангельск, расположились в тех домах и казармах, где не так давно хозяйничали интервенты и белогвардейцы…

Наступили весенние дни.

Временно, до демобилизации красноармейцы охраняли город и помогали рабочим восстанавливать разрушенное интервентами хозяйство.

Чрезвычайная комиссия с помощью архангельских и соломбальских рабочих вылавливала притаившихся белых офицеров, предателей — меньшевиков и эсеров.

Однажды в казарме, где размещались вологодские добровольцы, было объявлено, что воинские части в полном составе выходят на улицу.

Никогда Терентий Чеботарёв не забудет этого трогательного памятного дня.

По улицам Архангельска шли колонны людей с красными знамёнами. Кузнечиха захлебнулась народом. Улицы, переулки, заборы, крыши построек — всё было занято зрителями. В шеренге бойцов стоял Терентий. Войска тянулись в два ряда вдоль Олонецкой улицы до Мхов, до того места, где не так давно англо-американские интервенты расстреливали рабочих-революционеров. Звуки десяти оркестров не могли отвлечь внимания красноармейцев и архангелогородцев от той процессии, что двинулась с места казни.

Процессия медленно двигалась в сторону Соборной площади на берег Северной Двины.

На бугре у реки, неподалёку от памятника Петра Великого, была вырыта братская могила. Сорок девять гробов поставили вокруг. Бойцы, освободившие Север от интервентов, стояли в первых рядах. Притихли оркестры. Слышался только сдержанный плач родственников — жён, матерей и сирот-детей. Они пришли сюда опознать трупы своих родных, загубленных англо-американцами. Плач не прекращался.

Первый из ораторов поднялся высоко над толпой и начал волнующую речь.

Терентий Чеботарёв, переминаясь с ноги на могу, стоял неподалёку от трибуны. Когда оратор стал оглашать список расстрелянных интервентами, Терентий приподнял папаху и ему было отчётливо слышно:

— Товарищи! Среди жертв проклятого англо-американского и белогвардейского произвола мы опознали следующих товарищей, до конца бесстрашно боровшихся за дело коммунизма.

Расстреляны врагами революции 1 мая 1919 года: Теснанов Карл, Анисимов Даниил, Закемовский Сергей, Прокушев Дмитрий.

Расстреляны 17 июля 1919 года: Данилов Пётр, Ларионов Владимир, Мальцев Алексей, Григорьев Иван, Бабурин Пётр.

Расстреляны 24 июля 1919 года: Суханов Андрей, Ольшин Николай, Ханталь Артур, Терёхин Александр, Анкудинов Михаил, Яковлейко Василий, Миронов Афанасий, Пустошный Платон, Сынков Павел.

Расстреляны 19 августа того же года: Витязев Филипп, Артеев Аристарх, Дитятев Пётр, Безумов Дмитрий, Аншуков Иван, Попов Яков, Ермолин Николай, Сутюрмин Михаил, Валявкин…

Расстреляны 9 сентября 1919 года: Левачёв Никифор, Заплатин Павел, Корчагин Гавриил. Остальные неизвестны. Опуская в братскую могилу тела лучших своих товарищей, мы не падаем духом. Мы, рабочие, крестьяне и красноармейцы, клянёмся над трупами борцов, погибших на далёком Севере, что не сложим оружия, пока окончательно не закрепим власти пролетариата. Борьба беспощадная и упорная против угнетателей и эксплоататоров — всесветной буржуазии. За нашу конечную победу, за светлую и счастливую жизнь всех трудящихся — за коммунизм!..

Один за другим сменялись на трибуне ораторы. Терентий стоял среди вооружённого караула и много-много передумал в этот памятный траурный день. И ему казалось, что на похоронах расстрелянных товарищей коммунисты-победители подводят последний грозный итог подлой англо-американской и белогвардейской авантюре на советском Севере.

Митинг затянулся до позднего вечера…

После переклички в казарму зашёл Клапышев проститься со своими товарищами. Пожелав им счастливо жить и строить социализм там, где жизнь застанет, он сказал:

— Война с белогадами на севере закончена. Но борьба классов ещё впереди. Я перехожу на работу в прокуратуру и там, не жалея своих сил, буду укреплять завоёванную нами советскую власть. Где бы вы ни были, всюду укрепляйте наш советский строй. Будьте здоровы и бдительны!..

Крепко пожав руки бойцам, Клапышев вышел из казармы, провожаемый приветливыми прощальными взглядами своих бывших подчинённых.

До начала лета Терентий Чеботарёв служил в Архангельске. В досужее от службы время он просиживал в городской библиотеке. И, кажется, не было там таких книг, которые не привлекали бы его пытливого ума. С большой охотой он посещал бесплатные спектакли, устраиваемые архангельским отделением Всероссийского Союза актёров.

На задворках улиц, в захудалом помещении мрачного городского театра ставили водевили: «Жена напрокат», «Я умер», «Сказка о царе Археяне» и прочие водевили из дореволюционного репертуара.

Прошла демобилизация красноармейцев старшего возраста. Настала очередь отпускать домой добровольцев.

В ликвидационной комиссии военного комиссариата Терентий заявил, что он хотел бы ещё послужить.

— Послужишь, когда дойдёт очередь твоего призыва, — хмуро отозвался усатый комиссар. — А впрочем, не погодишься ли ты делопроизводителем к начканцу, — грамотный?

— Конечно, грамотный, — бойко ответил Терентий.

— Красиво писать можешь?

— А как же? Пишу неплохо.

Комиссар позвал начканца. Лысый, с тусклыми глазами, в военном обмундировании из английского сукна, хлопотливый начканц увёл Терентия к себе в кабинет и, подав ему лист чистой бумаги, предложил написать автобиографию.

— Мне не случалось писать такое; как начать и как кончить? — нерешительно спросил Терентий.

— Ах, вот оно что! Ну, изложи описание собственной жизни, — предложил начканц и недоверчиво посмотрел на медлительного, как показалось ему, и совсем неразвитого деревенского парня.

— Понятно, — ответил Терентий, — учитель как-то задавал мне такой урок в школе, в третьем классе, тогда я тоже писал ему про свою жизнь, — не поднимая глаз на начканца, ответил Чеботарёв.

— Ну, вот, тем более, —