Господин Гексоген - Александр Андреевич Проханов

голос с кавказским акцентом что-то шутливо отвечал. Лицо Астроса, его подвижные широкие губы, взлетевшие брови, веселая морщинка у переносицы снова сложились в таинственный иероглиф, который Белосельцев постарался запомнить. Он запечатлел его начертания в своей натренированной памяти, чтобы позже воспроизвести на бумаге.

– У нас с тобой все пополам, Арби! Хлеб пополам, нефть пополам, женщины пополам. Мы же братья, как можно иначе?..

На лице Астроса, внимавшего далекому собеседнику, изобразился другой иероглиф. Глаза чуть скосились, брови мягко изогнулись, рот в улыбке сместился в сторону, над тонким с горбинкой носом прорезалась ироничная морщинка. Все это вместе сложилось в новый знак, похожий на буквицу, куда вплелись волшебные змейки, магические чаши, скрещенные кинжалы. Белосельцев запомнил иероглиф. Оттиснул его рядом с первым, чтобы дома, под мягким абажуром, начертать на бумаге, попытаться разгадать смысл древнего, исчезнувшего языка.

– Тут, видишь ли, наклевывается интересная комбинация… Только тебе и под силу… Ты просил у меня три миллиона. Я не отказывал, но не было под рукой свободных… Теперь ты их можешь получить, и мне перепадет некоторый процент с прибыли…

Рот Астроса сложился в пунцовую розу, а на лбу образовался мальтийский крест. Теперь в иероглиф были заключены пирамида и измерявший ее основание циркуль. Белосельцев запомнил символ, словно к воску прижали нагретый перстень, и память унесла отпечаток.

– Завтра в Грозный, обычным рейсом, без охраны, летит генерал Шептун… Да нет, он безвредный, ни разу ни в кого не стрелял, все больше по банкетной части… Сними его с самолета, пусть побудет у тебя в гостях…

Белосельцев еще не понимал смысла услышанного. Разговор, как он полагал, его не касался. Его внимание и зрительная память были сосредоточены на мимике Астроса, которая необъяснимым образом заключала в себе графические начертания. Вот и теперь лицо изображало древний храм, пятиконечную звезду и рыцарский меч, с которого капала кровь.

– Ты его, конечно, не в шестизвездочный, но и не в земляную яму… Прими по бизнес-классу… Потребуй выкуп, миллионов пять… Непременно получишь. В случае удачи пару мне, за идею…

Нельзя было понять, что отвечает из-за гор и великих рек неведомый, сидящий на коврах своей сакли бородач, с серебряным кинжалом у пояса, в косматой папахе и с разноцветной пиалой в руке. Ответы горца были закодированы в символах, что возникали на красивом лице магната. Словно это было не одно, а несколько лиц, менявшихся, как в фотороботе. Теперь это был серп, срезающий сноп колосьев, и молот, вгоняющий в дерево гвоздь.

– Я тебя всегда поддержу… Когда война шла, кто тебя поддерживал, как не я… И теперь поддержу, как брата… Пришли кассету с пленным генералом, тут же пущу в эфир… Действуй во имя Аллаха… Твои люди меня найдут!..

Астрос погасил горящую в телефоне горсть жемчужин. Вернул аппарат Буравкову.

– Будем действовать, господа!.. Всегда рад вас видеть!..

Они прощались. Белосельцев был потрясен. Он уносил в своей памяти иероглифы, чтобы вечером на листке бумаги написать их в ряд. Разгадать их неведомый смысл. Прочитать зашифрованную в символах надпись. И, быть может, ею окажется одно из тайных имен Антихриста.

Они стояли перед стеклянным бруском телецентра.

– Мы занимаемся работорговлей? – спросил Белосельцев.

– Шептун не будет рабом, – ответил Буравков, пропуская слова сквозь большой гулкий нос, отчего возникало ощущение эха. – Он сибарит, сладкоежка. Ну, поживет несколько дней под домашним арестом, без коньяка и без женщин, а потом за проявленное мужество получит Героя России.

– Его задержание чеченцами бросает тень на Премьера, – вкрадчиво пояснял Гречишников, глядя на Белосельцева добрыми, терпеливыми глазами воспитателя детского сада. – Это лишь маленький, изящный штрих в операции по устранению Премьера.

– Шептун – наш товарищ, боевой генерал. Мы нарушаем всякую, в том числе корпоративную, этику. – Белосельцев испытывал гнетущее чувство, будто его с завязанными глазами вели по скользкому краю.

– Какой он боевой генерал? – Буравков хохотнул сквозь нос, и звук, задержавшись в резонаторе, пророкотал, как в раструбе саксофона. – Он сделал свою карьеру, предав ГКЧП, переметнувшись к Истукану. Он участвовал в штурме Дома Советов и настаивал на применении танков. Сидя в Москве, он руководил бездарной чеченской кампанией и повинен в гибели Майкопской бригады. Во время боевых действий он ни разу не выезжал в Чечню. Так пусть же теперь прогуляется. Узнает природу, людей. Там, в отряде Бараева, есть хорошие краеведы. – Нос Буравкова раздувался от скопившегося там звука, и слова, переполнявшие полость носа, звучали с некоторым отставанием от шевелящихся губ.

– Не все средства хороши для достижения цели, – беспомощно повторял Белосельцев, чувствуя, как уловлен в невидимую паутину. Орнамент ее был непонятен. Центр, в котором укрылся маленький цветной паучок, оставался невидим. Вся операция, куда его вовлекли, была подернута мучительной тайной. – Мы нарушаем неписаные законы корпоративной этики, и это неминуемо скажется на результате.

– Я тебя понимаю, Виктор Андреевич, – мягко произнес Гречишников, в знак сочувствия прикрывая глаза, чтобы не видеть мучительных раздумий товарища. – Чем ближе к старости, тем чувствительнее душа к вопросам этики, к заповедям священных текстов, к урокам добротолюбия. Из разведчиков, посвятивших себя беззаветному служению Родине, ненавидящих врагов, которые желают твоему Отечеству смерти, сокрушают его и топчут, уводят с земли твой великий и добрый народ, мы превращаемся в тихих мудрецов, кротких плакальщиков, просветленных блаженных, сидящих на деревянном столпе, лицом к небу, не замечающих, как внизу тащат на казнь истерзанных женщин, как продают развратникам малолетних детей. Но вспомни себя другим, – Гречишников резко раскрыл глаза, и они, круглые, оранжевые, беспощадные, не мигая, воззрились на Белосельцева, – вспомни трансафриканское шоссе Каир—Кейптаун, обломки красного «Форда», намибийского учителя Питера, так похожего на Сэма Нуйому, что ты решил использовать его как приманку. Подставил под удар «Миража», с тем чтобы позже заманить в ловушку батальон «Буфалло». Ты ликовал, глядя, как дымятся подбитые юаровские броневики, валяются по обочинам обгорелые трупы буров. Тогда ты был отважным и дерзким разведчиком, действовал в интересах Родины далеко от ее рубежей. Теперь враг в нашем доме, пирует и развратничает в Кремле, и ты мучаешься совестью, как настоящий мудрец и схимник. Не можешь позволить, чтобы один из врагов слегка пострадал в процессе спецоперации.

Оранжевые, как горный прозрачный камень, глаза смотрели на Белосельцева ясно и праведно. И он увидел утреннее, с латунной зарей шоссе, по которому ушел, уменьшаясь, красный стремительный «Форд», и учитель Питер, с черным глянцевым лицом, улыбался им всем на прощанье, а потом в желтом небе, окруженном резными акациями, с грохотом прошел самолет, раздался далекий взрыв, и обломки «Форда» зачадили на жидком асфальте, и что-то липкое и зловонное