Господин Гексоген - Александр Андреевич Проханов

парламентских олухов, ширма для демократических идиотов. Мы занимаемся не информированием граждан и не развлекаловкой населения, а формируем новую историческую реальность. С появлением наших новых технологий нам удается овладеть вектором исторического процесса. Мы научились воздействовать на «силовые линии истории». Замыкаем их на угодном нам персонаже, превращая его из песчинки в исторического гиганта. Или же, напротив, отрываем «силовые линии истории» от любого, сколь угодно значительного политика, лишая его питания, превращая в пустоцвет. Так мы очень скоро поступим с нелепым, патологическим Истуканом, не желающим уходить из Кремля. Так мы поступим со смешным Премьером, разотрем его, как горстку пепла… Что вы сказали? – он повернулся к Гречишникову, хотя тот молчал. – Премьер дорожит поддержкой силовиков?.. Отправляет генерала Шептуна обычным рейсом в Грозный?.. Без авиационного прикрытия?.. С этим что-нибудь можно сделать?.. Не знаю, не знаю, – произнес он задумчиво, снимая с папируса зеленоглазую стрекозу и прикалывая ее на отворот пиджака. – Давайте посмотрим наш кукольный театр!..

Глава тринадцатая

Помещение, в котором они оказались, охраняемое не только молчаливыми стражами, но и стальными турникетами, детекторами и рентгеновскими лучами, напоминало пошивочную мастерскую, ателье скульптора и химическую лабораторию, вместе взятые. На дощатых верстаках были разбросаны цветные лоскутья шелка, бархата, золотистой парчи, лежало множество ножниц, портняжных лекал и подушечек, утыканных иглами и булавками. Тут же стояли миски с глиной и гипсом, высились груды мятого пластилина, остывала электрическая печь для обжига. Был выложен маленький горн с грудой красневших углей и кузнечными мехами средневековой формы, какие изображаются на картинах Босха и Брейгеля. На столах поблескивали колбы с разноцветными растворами, реторты с мутной жидкостью и кристаллическими осадками, пинцеты, пробирки, мудреные аппараты, соединенные змеевиками и раструбами, перенесенные сюда из лабораторий алхимиков. Отдельно, на полке, расставленный в неслучайном, тщательно подобранном порядке, тянулся ряд предметов, назначение которых лишь смутно угадывалось. Тут были несколько хрустальных призм и пирамид с заключенными в прозрачную глубину яркими радугами. Лежали засушенные лапки птиц, мышей и лягушек, и среди них обтянутая черной иссохшей кожей человеческая кисть, с желтыми ногтями и костяными фалангами. Стояли светильники и подсвечники в виде замысловатых иероглифов, лежал обглоданный свиток папируса, и была раскрыта замусоленная старинная книга, где на толстых страницах были изображены каббалистические знаки, геральдика тайных союзов, тянулись строчки неведомого, похожего на клинопись, шрифта.

И среди всего этого музейного множества едва заметный, зарывшийся в груды лоскутьев, прячась за реторты и колбы, находился маленький чернявый, с вишневыми глазками зоркого зверька человечек с узкой, словно углем от уха до уха проведенной бородкой. Он был карликом, сидел на стуле, не доставая ногами земли. Обнаружил себя звяком ножниц, казавшихся огромными в его крохотных цепких руках, которыми он, однако, ловко орудовал, вырезая из серебряной парчи затейливый завиток.

– Прошу знакомиться – Маэстро! – Астрос сделал жест, словно преподносил гостям маленького дрессированного хомячка, который вспрыгнул на ладонь хозяина и держал в передних лапках листок капусты, обмусоливая его и обгладывая. – Сотворяет кукол, как Господь сотворил Адама, вдыхая в него душу живую.

Человечек блестел умными глазками-ягодками, позволяя Астросу витийствовать. Хотя сам, по-видимому, знал о себе нечто большее.

– В этой скромной мастерской мы шьем и кроим политику. Лепим репутации лидеров. Обжигаем в тигле их характеры. Добываем «философский камень» истории. – Астрос положил руку на хрустальную призму, словно уловил радужную комету. Другой ладонью накрыл волшебную книгу с магическими формулами, будто собирался совершить колдовство. – Наша кукольная программа – не фарс, не политическая карикатура, не забавный спектакль марионеток, как полагают простосердечные обыватели. Это магия, мистерия, таинство, основанные на мистическом соотнесении образа и прообраза. Управление судьбой прообраза с помощью магического обращения с образом. – Астрос сжимал в ладони пылающую, уловленную из космоса комету. Другая ладонь лежала на каббалистической книге. Просвечивала алой кровью, сквозь которую проступал начертанный астрологический знак. Он был режиссер, творец великого спектакля, где сильные мира сего низводились до размеров матерчатых и глиняных марионеток, и он управлял ими с помощью тончайших паутинок, которые сходились в его ладонь радужным лучистым пучком. – В этом магическом классе разрабатываются сюжеты, которые потом, через невинные кукольные сценки, вбрасываются в жизнь. Обретают черты финансовых кризисов, государственных переворотов, вооруженных конфликтов. На это работают целые оккультные сообщества, тайные кружки экстрасенсов, объединения эзотериков, посвященные кланы астрологов и звездочетов. Они повсюду. В Москве, в Петербурге, в верховьях Енисея, в Горном Алтае, в шаманских чумах Таймыра, в языческих капищах Мордовии, в законспирированных ложах и сектах, действующих чуть ли не в кремлевских палатах. Их одновременный экстрасенсорный удар соединяется с электромагнитной телевизионной волной, и миру навязывается образ, по которому он вынужден действовать. Мы гордимся тем, что нам удалось соединить новейшие достижения электронной цивилизации, индустрию развлечений и древние колдовские знания.

Белосельцев и прежде догадывался о природе этих коротких и ярких кукольных представлений, где марионетки напоминали одушевленных идолов, за каждым из которых числилась волшебная власть над стихиями. Над водой, огнем, льдом. Над человеческой кровью и лимфой. Над снами и душевными болезнями. Над страстями и похотями. Над временами года и небесными светилами. Бесхитростные сценки, забавно пародирующие литературные сюжеты из мировой классики, на самом деле были мистериями, после которых у зрителя слепли и гасли целые области чувств и открывались неведомые, реликтовые чувствилища, узнающие приближение беды. Теперь, оказавшись в глубине волшебной пещеры, где обитал вещий карлик, похожий на подземного зверька, Белосельцев старался погасить в себе чувства и эмоции, чтобы их не уловили чуткие антенны волшебника, не направили в его сердце парализующий экстрасенсорный удар.

– А теперь посмотрим на кукольный забавный народец, который так же, как и мы с вами, рождается, живет, умирает. Сначала умирает кукла, а уж потом изображенный ею человек. – Астрос печально улыбнулся, как ведающий земные концы и начала. Двинулся в дальнюю половину комнаты, увлекая за собой посетителей.

Белосельцев услышал цокающий звук, словно на пол с подоконника спрыгнула мягкая кошка. Это карлик соскочил с высокого стула и ловко побежал перед ними на кривых ножках, переваливаясь, глядя выпуклыми веселыми глазками, скаля мелкие зубки, как смешная собачка.

На длинном верстаке лежали в ряд куклы – кто из них запрокинул вверх мертвенные лица, кто уткнулся носом в доски, в истрепанных облачениях, со следами копоти и надрезов, окрапленные какими-то ржавыми пятнами. В некоторых куклах торчали булавки, у других были подрезаны носы и уши, словно марионетки побывали в игрушечной камере пыток, где их жгли игрушечными паяльными лампами, резали игрушечными лезвиями, брызгали на них игрушечной кислотой.

– Это наши мертвецы, которых больше нет ни на сцене, ни