Господин Гексоген - Александр Андреевич Проханов

телевизионных спутников, а для ракетчиков это равнозначно спасению рода войск… Вон тот господин в белых носках, – продолжал пояснять Буравков, – является главой сельского района, где расположена усадьба Вяземских – липовые аллеи, старинный пруд, ампирная беседка. Астрос задумал построить недалеко от Москвы Диснейленд, как раз на территории района. Усадьба должна пойти под снос, и глава района за хорошее вознаграждение готов уладить проблему… Та еврейская делегация, – Буравков указал на пейсы, смоляные бороды и черные шляпы, – прибыла из Тель-Авива, чтобы уступить Астросу часть акций крупного израильского издания, радикально враждебного палестинцам. С помощью издания Астрос будет контролировать общественное мнение евреев – выходцев из России…

Белосельцев не понимал, зачем его сюда привели. Он чувствовал себя частью таинственного замысла, чья полнота была ему недоступна, но успех которого зависел от его готовности действовать. Это было знакомо разведчику, не вызывало нареканий. Но разум и интуиция по разрозненным деталям старались воссоздать целостность скрытой картины. Он старался запомнить зеленые электронные образы, возникавшие в колбе, чтобы, вернувшись домой, написать их строкой и, открыв древнешумерский словарь, разгадать таинственный смысл.

По неизъяснимому знаку, по степени освещенности или едва уловимому звуку Буравков встрепенулся:

– Нас ждут, пойдемте.

И через бесшумно распавшиеся двери они вошли в кабинет.

Это не был кабинет в обычном понимании, а было овальное помещение с эллиптической кривизной стен, на которых размещалось множество телевизионных экранов. Каждый мерцал, полыхал, пульсировал. На каждом двигалось живое многоцветное изображение. Экранов было столь много, что они напоминали библейский апокриф об ангеле смерти, чье тело, крылья, каждое перо усыпаны множеством мерцающих глаз. Экраны были на потолке, создавая искусственное небо, по которому проносились изображения. Лакированный, льдисто-сверкающий пол отражал разноцветные всплески.

Астрос сидел за пультом, управлял экранами, увеличивая двигающиеся объекты, приближая их или удаляя. Он жадно всматривался, словно пил разноцветный пьянящий напиток, клокотавший в стеклянных кубках. Его красивое, белое, с румянцем лицо пылало от возбуждения. Выпуклые синие глаза жадно бегали по экранам. Белокурая вьющаяся шевелюра казалась пышной, словно ее переполнял пенный шампунь. Красные губы набухли влажным соком.

На экране, куда были устремлены его восхищенные глаза, был труп молодой изрезанной женщины, лежащей на бетонном полу. По распухшему лицу, в слизи и сукровице, ползали мухи. На ноге были видны следы проволочной петли. Груди были обрезаны. А в паху, среди волосяного покрова, торчал какой-то предмет. Астрос увеличил изображение, и стало видно, что это мокрое, забитое в плоть долото.

Белосельцева передернуло, он перевел глаза на другой экран, и там из-под развалин взорванного дома спасатели в касках и оранжевых комбинезонах вытаскивали раздавленную девочку. Ребенок был мертв, с окровавленной бесформенной головой. Оператор умело и подробно показывал маленькую детскую руку с расплющенными пальчиками.

Белосельцеву стало не по себе, он резко увел взгляд вдоль овальной стены и остановил его на экране, где показывали больничную палату, ряды железных коек, и на них, свесив к полу худосочные ноги, сидели больные с огромными, вздутыми головами, похожими на целлофановые пакеты, в которых переливалась дурная мутная жидкость. Она вяло сочилась из бесцветных глаз, беззубых ртов, темных провалившихся носов. Все были на одно лицо, напоминали головастых мальков, выведенных искусственным способом из болезнетворной икры.

Белосельцеву стало худо, захотелось спрятаться, убежать. Но отовсюду, куда бы ни кидался испуганный взгляд, его встречали яркие, огнедышащие экраны, из которых стреляли в него образы умерщвленной и страдающей плоти. Взорванные, упавшие под откос поезда с окровавленными жертвами. Картины казней с палачами, стреляющими из пистолета в затылок. Взрывы домов, по которым в упор бьют установки залпового огня. Похороны солдат с заплаканными лицами матерей.

Он почувствовал, что сходит с ума. Не хотелось жить. Было желание закрыть глаза, спрятаться в глубь самого себя. Но и сквозь закрытые веки просачивались образы смерти, зажигали на сетчатке картины разрушений, обезображенные тела, изувеченные машины и здания. Кабинет был изуверской камерой пыток, куда его затолкали, подвергая изощренным мучениям. Астрос казался злым повелителем мира, следившим за движением мирового зла, принимавшим из разных точек планеты рапорты о совершаемых злодеяниях, которые открывались ему на экранах.

– О, друзья мои, проходите! – Он поднялся от своего электронного пульта навстречу вошедшим, радостный, молодой, привлекательный, словно только что принял целебную ванну, прошел оздоровительный массаж. Он сиял, источал энергию, был пропитан лучами, которые омолодили его клетки, напитали витаминами молекулы и кровяные тельца. – Счастлив познакомиться с вами! – Он протянул руку Белосельцеву, и тот при рукопожатии почувствовал, какая огненная, гладкая у него ладонь, как поверхность утюга. – Мои друзья рассказали, как вы прекрасно сработали, какой вы тонкий специалист по вопросам ваххабизма. Кассета с идиотскими высказываниями Премьера уже у меня в работе. Мне нужны талантливые, компетентные люди. Буду счастлив с вами сотрудничать!

Белосельцев опустил горящую ладонь, на которой мягко всплывал розовый ожог, изображавший один из халдейских иероглифов, что метались в электронной магической колбе. Он не знал, что рассказали Астросу сотоварищи. Надеялся, что Астрос не упомнил его на том сатанинском балу, откуда был уведен Прокурор.

– Мы должны исходить из того, что стратегия в корне поменялась. – Астрос воздел розовый палец с полированным длинным ногтем, поблескивая голубоватым прозрачным бриллиантом. Собирал воедино их внимание, приглашал быть сосредоточенными, следить за его рассуждениями. Он словно вел оперативное совещание, полноценным участником которого стал Белосельцев. – После бездарного провала Прокурора, этого похотливого козла правосудия, на которого мы убухали столько денег и которого обвел вокруг его собственного полового органа какой-то опер из ФСБ, – после этого меняется вся схема замещения гнилого и трухлявого Истукана нашим крепким, как золотой желудь, Мэром…

Экраны мигали своими окровавленными веками. Напоминали котлы, в которых варилось жуткое пойло, всплывали трупы, полыхали взрывы и пузыри, обрушивались горящие самолеты и здания, и все мешалось в кипящем вареве, булькало и вскипало.

– Для достижения наших целей мы прекратили критику Президента, оставили в покое его заграничные счета, закрыли глаза на австрийские особняки и швейцарские вклады его ненасытного семейства, оставили на время самого Зарецкого, пообещав ему вечный союз и дружбу. Мэр уже был у Президента, оказал ему полную поддержку, выдал с головой всех его недругов, пообещал поддержать его выдвижение на третий срок. Взамен просил для себя место Премьера. С этого места, когда нам удастся его получить, мы начнем нашу борьбу за Кремль, овладеем финансовыми потоками, создадим мощную поддержку в провинции, изолируем Истукана и в конце концов повалим его… – Экраны мигали, словно глаза, в которых лопнули кровяные сосуды. Варилось жуткое варево. С него снимали гнилую пенку, делали пробы, добавляли отрав и ядов. Кидали в кипяток убитого солдата,