Господин Гексоген - Александр Андреевич Проханов

Премьер поворачивался во все стороны, принимая знаки внимания, словно это он получил награды и был возведен в герои. Он был легковесен, целлулоидно-розов, пуст внутри, издавал звуки трескучего, сухого гороха, как нарядный игрушечный попугай. Он был малообразован, усвоив при своем стремительном восхождении множество поверхностных случайных знаний, которыми прикрывал одно-единственное устремление – продолжить свое восхождение. Он открыл для себя самый верный и точный рецепт, возводящий его к вершинам власти. Этим рецептом было слепое, безоговорочное служение Президенту. Так движется вслед ледоколу в открытой парной полынье крохотный юркий кораблик среди расколотых глыб, застывших больших кораблей, расплющенных давлением льдов. Он знал, что ледокол не вечен, но к моменту, когда заглохнет ядерный угрюмый котел и ледокол остановится, надеялся достичь безопасных вод, куда проскользнет один, оставив в торосах мертвых конкурентов. Он искал опасность вокруг себя, прятался от врагов за спину неповоротливого, мнительного Президента. Не ведал, что опасность уже скрывается в нем самом, сопровождает в успешном плавании, готовится сгубить в момент торжества.

Военные, получившие награды, пили на другой оконечности стола. Белосельцев видел, как они опустили в бокалы с водкой свои ордена, окрасившие стекло в красные и золотые тона. Что-то кратко сказали друг другу. Подняли бокалы и, двигая кадыками, напрягая на лбах ожоги и раны, выпили красно-золотую водку. Всосали в себя едкую горечь, пьяный настой войны. Наливку из горящих городов и селений. Эликсир подорванных транспортеров и танков. Бальзам лазаретов и цинковых тяжелых гробов. Коктейль из крови, блевотины и слез. Джин предательства. Русский ром беспросветной беды и ненависти, когда по приказу политиков бригады оставляли Грозный – и отряды Басаева занимали русские гарнизоны на Ханкале, у площади Минутка, у развалин ДГБ, у изглоданной туши дудаевского дворца, похожего на мертвого кита, у которого из гнилых боков вылезли склизкие ребра. Выпили, задыхаясь. Поставили бокалы на скатерть. Сквозь стекло размыто краснели и золотились награды, как мокрые моллюски на отмели.

Подполковник десантных войск, с крестовидным шрамом на лбу, прикрепил на китель Звезду Героя, чувствуя, как начинает гудеть контуженая голова, словно в ней заработали двигатели боевых машин, карданные валы бензовозов, катки транспортеров и танков. Он направился к Премьеру мягкой походкой разведчика, сжав кулаки до белых костяшек, покачивая крутыми плечами борца. Премьер издали услышал его приближение, как тихий гул начинавшей сходить лавины. По его лицу пробежали белые и красные пятна, словно кто-то стал с силой хватать его за мясистые щеки и нос, и белые отпечатки тут же наливались малиновым соком.

Десантник подошел к Премьеру, остановившись в двух шагах, словно успел заметить тонкую струнку растяжки, пересекавшую тропу. Он стоял, едва заметно покачиваясь, выбирая, повернуть ли ему вспять или идти на подрыв.

– Товарищ Председатель Правительства, разрешите обратиться? – глухо сказал десантник.

– Разрешаю, – облегченно ответил Премьер, понимая, что лавина зацепилась за утес и повисла, не дойдя до земли.

– Никто нам нигде не сказал, почему мы ушли из Чечни. Мы разгромили этих долбаных «чехов», загнали Басаева в горы, где у него яйца к камням примерзли, а нас увели из Чечни и отняли победу. Полбатальона я отправил в Россию в цинковых пиджаках, и что я скажу теперь вдовам? Как мне искать ротного, капитана Бессмертных, которого взяли в плен под Шатоем, когда подорвалась бээмдэ, а теперь выкалывают ему глаза и срезают лоскуточками кожу? Кто и сколько получил за наши кости и кожу? Что стоил наш уход из Чечни банкирам и что он стоил России? И когда, товарищ Председатель Правительства, мы снова пойдем брать Грозный, подставляя наши лбы под гранатометы Басаева?..

Десантник стоял белый, без единой кровинки, словно его заморозили в жидком азоте. На белом лице, как сосульки, сияли голубые глаза. Медленно, казалось, хрустя промороженными суставами, роняя на паркет пластинки льда, он сделал «кругом, марш» и вернулся на место, где обеспокоенные товарищи, желая его отогреть, влили в его бескровные губы бокал водки.

Все заметили неловкую сцену. Испуганно, перестав жевать вкусную еду из кремлевских запасов, уставились на Премьера, не зная – то ли сгрудиться вокруг него для защиты, то ли кинуться врассыпную.

– Нельзя говорить о поражении или победе над чеченским народом, который входит в братскую семью народов России. – Премьер убедился, что опасность конфуза миновала, и теперь говорил назидательно, чуть сердито, извиняя контуженого героя. – Армия сделала главное – остановила кровопролитие, обеспечила соблюдение Конституции, добилась мира, пускай худого, но который, как известно, лучше любой хорошей войны. – Премьер окончательно осмелел, подыскав глубокомысленный, неоспоримый аргумент, с помощью которого выиграл интеллектуальный поединок. Победно обвел стол глазами. – Наши жертвы не напрасны, ибо они принесены за Конституцию, демократию и права человека.

Участники торжества успокоились и повеселели, некоторые настолько, что принялись жевать вкусные бутербродики, запивая их полусладким шампанским. Премьер нащупал верную, успокоительную интонацию и все более раскованно и свободно, чувствуя, что его слушают с удовольствием, стал развивать свою мысль.

– Я всегда говорю: нам нужно быть терпимей и снисходительней. Я уже упомянул, что ваххабизм – это оригинальное вероучение, которое вдыхает новую энергию в одряхлевшие формы ислама. Поверьте мне, изучавшему эту проблему. Ваххабизм нужно понять, освоить, сделать частью нашей политики на Кавказе, а не грозить по каждому поводу установками залпового огня. Я немного знаю Кавказ, чувствую кавказский характер. Знаю, как легко на Кавказе можно превратить друга во врага. Нам чаще нужно вспоминать наших великих предшественников – Пушкина, Лермонтова, Толстого, которые не только воевали на Кавказе, но и любили его. Мы должны полюбить Кавказ, не потерять для России его драгоценный аромат.

Премьер разволновался, ибо заговорил о прекрасном. Лишь усилием воли удержал себя от того, чтобы не прочитать запомнившийся ему лермонтовский стих. Он был не просто политик, не просто военный, но и знаток истории, ценитель русской поэзии. Пережитое вдохновение окрасило его щеки в нежный пунцовый цвет.

– Должен вам сообщить, что завтра я отправляю моего специального представителя по Кавказу, генерала Шептуна, в Грозный. Обычным пассажирским авиарейсом, не задействуя для этого истребительную и бомбардировочную авиацию. – Премьер усмехнулся своей удачной шутке. – Генерал Шептун передаст президенту Масхадову мое личное послание. Не сомневаюсь, оно послужит дальнейшему развитию добрых отношений между Москвой и Грозным. – Он снова поднял бокал, кивая через головы высокому красивому генералу, который, услышав свое имя, радостно обернулся на голос начальника. Замер, распушив красивые породистые усы. – За вашу успешную миссию, генерал! – Тот оживленно задвигал сильным красивым телом, словно растирался после освежающего душа. Подошел к Премьеру, радостно чокнулся,