Финеас Финн - Энтони Троллоп

фунтов и считался лучшим юристом своего времени. Пятидесяти лет от роду, он выглядел не старше сорока; по виду его можно было принять за клерка из военного ведомства, вполне преуспевшего и пользующегося любовью сослуживцев. Рядом с ним шагал сэр Гарри Колдфут, также юрист, хоть никогда и не практиковавший. Он провел почти тридцать лет в парламенте и теперь возглавлял министерство внутренних дел. Крепкий, здоровый, седовласый джентльмен, чье чело никогда не омрачали служебные заботы, он, однако же, был вынужден терпеть от прессы больше нападок, чем остальные министры. Говорили, что он с радостью передал бы управление полицией и тягостную обязанность разбирать апелляции по уголовным делам кому-нибудь из политических противников. Следом вошли наш друг мистер Монк, молодой лорд Кантрип из министерства по делам колоний – умнейший из молодых пэров, почтивших своим присутствием нашу палату лордов, и сэр Мармадьюк Моркомб, канцлер герцогства Ланкастерского. Никто не знал, почему сэр Мармадьюк неизменно входил в состав кабинета при мистере Майлдмэе. Делать на его должности было совершенно нечего – собственно, он и не стал бы. В палате общин он выступал редко и не слишком успешно. Он был недурен собой или, вернее, был бы недурен, если бы не чрезмерная величавость во взгляде, придающая лицу напыщенное выражение, впрочем вполне подходившее владельцу. Он служил в гвардии, когда был молод, а став старше, обосновался в парламенте. Мистер Майлдмэй раз за разом включал его в состав трех либеральных правительств, очевидно что-то в нем разглядев, – вероятно, преданность и умение беспрекословно подчиняться тому, кого признает вышестоящим.

Еще через пару минут явился герцог вместе с Плантагенетом Паллизером. Просто герцогом называли герцога Сент-Банги, главного и самого заметного из старых аристократов-вигов, которого трижды прочили в премьер-министры и который и правда мог бы занять этот пост, если бы сам не знал, что не годится для этого. Вот уже тридцать пять лет с герцогом советовались при формировании правительства, впрочем, он по-прежнему не выглядел стариком. Хлопотливый, популярный, умный, добросовестный человек, обладающий слишком здоровым пищеварением, чтобы политика стала ему в тягость, но всерьез пекущийся о благе страны, – от него, несомненно, еще стоило ожидать мемуаров. Герцог родился в семье, уже осененной пурпуром министерских постов; о нем говорили, что он честнее дяди, большого друга Каннинга, но уступает способностями деду, с которым когда-то поссорился Фокс и которого так любил Берк [22]. Плантагенет Паллизер, сам наследник герцогства, был молодым канцлером казначейства, которого многие превозносили как восходящую звезду. И если трудолюбие, чистота намерений и ясность ума чего-то стоят в этом мире, то Планти Палл, как звали его фамильярно, обещал стать выдающимся министром.

Затем пришел виконт Трифт – без спутников. Первый лорд адмиралтейства, он нес на своих плечах всю тяжесть новых бронированных кораблей. Он взял на себя геркулесов труд расчистки верфей, а в придачу к нему задачу поменьше – поддержание на плаву флота, которым соотечественники смогут гордиться как лучшим в мире. Он полагал, что справится и с тем и с другим, если только мистер Майлдмэй не уйдет в отставку – трудолюбивый, честный, самоотверженный аристократ, который работал без устали с утра до ночи в надежде со временем достичь тех вершин, где сможет носить орден Подвязки и переводить Гомера.

Далее прибыла еще одна группа гостей, среди них – почтенный седовласый премьер, рядом с ним – мистер Грешем, министр иностранных дел и, как говорили, величайший оратор Европы. Его называли будущим преемником мистера Майлдмэя – совершенно, впрочем, непохожим на своего предшественника. Мистер Грешем не оборачивался к прошлому, не тянулся к историческим образцам и был равнодушен к воспоминаниям – весь устремленный в будущее, он желал создать его заново силой собственной мысли, тогда как мистер Майлдмэй даже страсть к реформам унаследовал от либералов старой школы, на которых неизменно равнялся.

Сопровождал их мистер Легг Уилсон, брат пэра и военный министр, ученый муж и безупречный джентльмен, чрезвычайно гордый своей должностью в правительстве, но осознающий, что он едва ли заслужил ее политическими успехами. Рядом был лорд Плинлиммон, министр по делам Индии, – самый живой, самый приятный и самый популярный из всех лордов-чиновников, большой мастер председательствовать на ужинах и произносить экспромтом речи, человек, на первый взгляд живущий совершенно свободно и непринужденно, – на самом же деле весьма осмотрительный во всем, что делает, ибо хорошо помнил, как трудна дорога наверх и как легко падение вниз. Мистер Майлдмэй вошел в комнату, опираясь на руку лорда Плинлиммона, и уселся в свое кресло перед камином; остальные окружили его с выражениями ободрения и дружеского участия. Последним явился лорд – хранитель Малой печати, наш старый друг лорд Брентфорд, – я бы сказал, последним не только по порядку, но и по значению, если бы не тот факт, что ничьи слова не ценились в подобном собрании меньше, чем слова сэра Мармадьюка Моркомба, канцлера герцогства Ланкастерского.

Как только мистер Майлдмэй разместился в кресле, лорд Плинлиммон склонился над столом рядом с ним. Мистер Грешем остановился у каминной полки в дальнем от премьер-министра углу, мистер Паллизер – в ближнем. Герцог Сент-Банги занял кресло по левую руку от мистера Майлдмэя. Лорд Плинлиммон, как я уже сказал, оперся на стол, лорд-канцлер рядом с ним присел на край столешницы. Виконт Трифт и мистер Монк расположились по другую сторону, ближе к мистеру Майлдмэю, а мистер Легг Уилсон – во главе стола, тем самым как будто объединяя всех в общий круг. Министр внутренних дел встал напротив лорда-канцлера, заслоняя его от огня, а канцлер герцогства Ланкастерского, немного поколебавшись, опустился в одно из свободных кресел. Молодой министр по делам колоний стоял за плечом своего великого друга – министра иностранных дел, а лорд – хранитель Малой печати, беспокойно побродив по комнате, занял стул позади сэра Мармадьюка. Таким образом, последнее кресло осталось пустым, но более никого не ожидали.

– Все не так скверно, как я думал, – сказал герцог словно бы сам себе, но тем не менее адресуясь именно к премьер-министру.

– Весьма скверно, – рассмеялся тот.

– Да уж, весьма скверно, – отозвался сэр Мармадьюк Моркомб без тени улыбки.

– И такой хороший законопроект потерян, – заметил лорд Плинлиммон. – Хуже всего то, что его уже не внести в нынешнем виде.

– Если потерянный законопроект был лучшим, то, значит, провести можно лишь тот, что хуже, – произнес лорд-канцлер.

– Я, во всяком случае, думал, что после прений, которые были до Пасхи, вопрос о тайном голосовании не станет камнем преткновения, – сказал мистер Майлдмэй.

– Все давно к тому шло, – мистер Грешем махнул рукой и поджал губы, удержавшись от продолжения, вероятно, нелестного для мистера Тернбулла.

Вместо этого он, обернувшись к