Жилец - Владимир Михайлович Скрипник

— С кем тебе было лучше, вчера или со мной?

— Мне трудно сказать… Не знаю… — я сделала жалкую попытку уйти от ответа.

Девушка, явно забавляясь моим замешательством, подвела итог вечера:

— Все было хорошо, дальше не ходи, я уже дома. Счастливо!

В следующий вечер девушки не пришли. По этому поводу я целый вечер был в центре дурашливых насмешек пацанов. Девушки появились дня через три. Все было, как в первый вечер, потом одна из них, кажется вторая, отвела меня в сторону и прямо спросила, кого из них я сегодня больше хочу. Это был неожиданный вопрос, я заколебался, а потом неожиданно для себя выпалил:

— Все равно, можно и всем вместе.

Девушка рассмеялась:

— Ну нет! Я представить себе не могу это в стоге сена. Ну ладно, если тебе все равно, мы решим сами.

До самого конца нашего пребывания в колхозе я каждый вечер проводил с кем-то из этих безымянных девушек, про себя я их называл Номер один и Номер два.

Гораздо позже я понял, как Ольга и этот месяц свободных половых отношений с двумя незнакомками изменили меня, молодого парня, можно сказать, еще подростка, уничтожили во мне не родившиеся светлые чувства к женщине вообще, не дали им родиться, я стал циником, точнее, законспирированным циником.

Внешне я был такой же, как все, мое поведение, мои суждения не отличались от общепринятых, но в душе у меня поселилась пустота и, как оказалось, основательно, на всю оставшуюся жизнь. Все, что происходило с другими людьми, не важно, хорошее или плохое, не вызывало у меня почти никакого отклика, я активно реагировал только на события, касающиеся меня лично, точнее, моей животной сути.

Без особых событий прошли годы учебы в техникуме, в довольно легком учении, в легких ежевечерних пьянках, в легких отношениях с девушками, а их было немало, причем я не делал никаких усилий, они сами приходили ко мне, но спустя некоторое время, очевидно, сердцем почувствовав мою душевную пустоту, уходили и никто из них не возвращался.

В то время меня это совершенно не беспокоило и даже наоборот, упрощало жизнь.

Летом, на каникулах, будучи дома, я несколько раз поднимался на глей, но Дода я там не встретил, и небо мне не открылось ни разу, да я особо и не жалел, что-то во мне ушло.

Как ни странно, техникум я закончил с хорошими оценками, такими хорошими, что мне предложили продолжить обучение в индустриальном институте на горном факультете, да еще сразу со второго курса, причем без экзаменов, но учеба мне изрядно надоела и я выбрал армию, а там мне, учитывая мою специальность, безоговорочно направили в стройбат. Служилось мне неплохо, поначалу деды пытались меня нагнуть, но всякий раз встречали такой отпор, что в конце концов отстали, а тут еще стало известно, что играю на гитаре и пою, так что стало все проще. Служба в стройбате — это фактически принудительная работа, а она, как известно, малоэффективна, мы днем вроде как работали, подворовывали стройматериалы, продавали за бесценок, а вечером деньги пропивали, горланя песни под мою гитару, иногда ходили к бабам, это были такие бабы, которые за вино позволяли делать с собой что хочешь, и так изо дня в день, и потому время тянулось слишком медленно. Стихи писал редко, не хотелось. Из приятных воспоминаний осталась Инга, так звали библиотекаршу нашей части. Инга была просто девушка, по гражданским меркам не очень красивая, и не уродина, но там, в армии, воспринималась королевой красоты и все мужики заглядывались на нее с единственным желанием, которое коротко сформулировал наш старшина: «Я бы ей вдул», но, насколько я знаю, несмотря на многочисленные ухаживания, реализовать это желание никто не смог и тогда реальность заменила фантазия, мужики хвастались друг перед другом, в подробностях рассказывая, как у них с Ингой было, и в результате за Ингой закрепилась безосновательная репутация, что она блядь.

Но, как сказал мудрец, все проходит. Наступил долгожданный дембель. Домой я вернулся взрослым, курящим и в меру пьющим мужчиной. Мама готовилась к этому событию загодя, накрыла стол, соседей пригласила, а как же, сын вернулся из армии. Мама не отходила от меня, услужливо угощала и вообще как-то суетилась, что на нее было совсем не похоже. Потом, когда гости разошлись, с моей помощью было все убрано со стола и помыта посуда, я вышел во двор и, присев на крыльцо закурил, мама села рядом, по ее молчанию я понял, что она хочет мне что-то сказать, но не решается.

— Ну как дела у тебя, какие новости, говори, мам, ты же хочешь что-то мне сказать?

Мама молчала, нервно теребя захваченное полотенце.

— У тебя кто-то появился?

— Да! — облегченно сказала мама и замолчала.

— И кто? Я его знаю?

— Знаешь, он когда-то побил тебя.

— Дядя Гриша, что ли?

— Ну да! — тихим голосом ответила мама.

— Хороший мужик, стоящий, я таких мало встречал.

— Ой, как я рада! Я все думала, как тебе сказать, боялась огорчить, а теперь, как гора с плеч. Мы часто говорили о тебе, Гриша чувствует себя виноватым перед тобой, а однажды он сказал, что если бы у него был сын, то очень хотел бы, чтобы он был похож на тебя.

— Ну как его здоровье?

— Сейчас хорошо. С полгода назад болел воспалением легких, я его еле выходила.

— А как его дочь? Ее, кажется, Женей зовут?

— Хорошо. Женя вышла замуж, родила дочку, живут вроде неплохо, правда, тесновато у них, но ничего, это не навсегда.

— Дядя Гриша с ними живет?

— Нет, когда Женя выходила замуж, Гриша разменял свою двухкомнатную на две однокомнатные, квартиру побольше отдал молодоженам, а сам живет в маленькой в семейном общежитии.

— Так, мам, я все понял, пусть он завтра перебирается сюда, а я пока поживу в его однушке, дальше видно будет.

— Ой, какой ты молодец, мы тоже так думали, но не знали, как тебе сказать, боялись обидишься, а ты быстро все сам решил. Мама прижалась ко