Круча - Валентин Николаевич Астров

институт, и его назначили в Пензенскую губернию лесничим. Минувшим летом Костя, незадолго до своего отъезда в Марфино, получил вдруг письмо: сослуживец Мечислава сообщал ему, что Левандовский в Пензе арестован. На свидании, разрешенном для сдачи дел, Мечислав просил сообщить о его аресте Пересветову, в Москву, и написать, что он «ни телом, ни душой не виноват». «Левандовский просит вас прислать за него поручительство, тогда его, может быть, освободят до суда, и он, находясь на свободе, сумеет доказать свою невиновность».

Не зная, в чем Мечислава обвиняют, Пересветов тем не менее сейчас же послал свое поручительство, заверенное в партийном бюро института:

«Близко знаю Левандовского с детских лет и ручаюсь, что каждому его слову советские органы могут верить. Если он говорит, что не виноват, то прошу судебные органы освободить его под мое поручительство».

Мечислава освободили, и он Косте вкратце написал, в чем заключалось дело. Обвиняли «в провокации» — в «натравливании крестьян на советскую власть», поскольку он, советский работник, одному из порубщиков леса «дал по морде».

«За это я готов был неделю отсидеть, я так им и сказал, — пожалуйста! Признаю себя виновным. Но им этого мало, они прицепились к моей польской фамилии, зачем с родителями переписываюсь. «Враг ты!» — да и только. А я при чем, если Польша с Советами воевала? Родители мои не фуксом сбежали, им советская власть паспорта выдала… Спасибо — ты выручил!»

Досмотрев первый акт «Онегина», Левандовский с Пересветовым вышли в фойе. Мечислав сегодня, по его словам, «протоптал все коридоры в Наркомземе», отчего и опоздал в театр. Сейчас он не из Пензы, после «той истории» он там больше не остался, — добился перевода в знакомые ему леса Архангельской губернии.

А Соня?.. Да ведь самое главное, почему он столько времени Косте не писал, это и есть Соня… Пришлось бы признаться, что он ее любит. А духу не хватало. Откладывал до встречи.

Поженились ли они?..

— Нет, что ты! Какое!.. — Мечислав горестно махнул рукой. — Разве она за меня пойдет? И как пойти, когда я осужден безвылазно в лесу торчать? А ты узнал ее? — оживился он. — Сразу узнал, да?

Щеки у него побагровели. Едва не со слезами выдавил он улыбку.

— Да и не любит она меня.

Относится к нему «по-братски». Как-то еще в Пензе сказала, что после разрыва с мужем, Юрием Ступишиным, сбежавшим с чехословаками в Сибирь, к Колчаку, у нее «сердце закаменело». Что же Мечислав может сделать?.. Теперь она с таким успехом кончает консерваторию, — стало быть, для него пути заказаны. А он все равно без нее жить не может.

Все это Мечик наскоро успел передать Косте, пока вел по лестницам и переходам здания за кулисы, чтобы в антракте им успеть поговорить с Соней.

Костя спросил, не знает ли Мечислав, где младший брат Юрия, Геннадий Ступишин, который стал большевиком, ушел на красный фронт и в Костиной памяти оставался одним из светлых образов минувшей юности. Мечислав ничего, к сожалению, о Геннадии не слышал.

Глава седьмая

1

Назавтра Костя опять не видел Уманскую. Вечером на собрание институтской партийной ячейки ждали Зиновьева с докладом на тему «Троцкизм или ленинизм?».

Перед собранием Скудрит сказал Косте, что звонил в ЦК и что Сталин обещал принять их двоих.

Ян советовал Пересветову сегодня обязательно выступить на собрании. Большинство ячейки в двадцать третьем году было оппозиционным, важно показать ее нынешнее политическое лицо. Обдумывая, что сказать с трибуны, Костя решил напомнить собранию попытки Троцкого в свое время «ужиться» в одной партии с меньшевиками-ликвидаторами. Это даст возможность рельефно противопоставить принцип идейной монолитности партии пониманию ее как «суммы течений». Косвенно это ударит и по бухаринской идейке о «Лейбор парти»; кого это касается, тот поймет.

В дверях позади стола президиума показалась откинутая назад голова Зиновьева с небрежно взбитыми волосами, его одутловатое бритое лицо.

Он быстро взошел на помост президиума и получил слово для доклада. Зиновьев, по своему обыкновению, говорил очень пространно. Его сипловатый тенорок, высокий, почти фальцет, временами утомлял слух. Костя слышал его выступления по вопросам дискуссии не раз, цитаты, которые приводил и разбирал оратор, были ему знакомы. Он сидел возле боковой стены и оглядывал собрание, невольно сопоставляя с прошлогодним. Институт заметно омолодился. Первокурсники, не имевшие понятия о недавно пережитых в этих стенах идейных баталиях, внесли в его жизнь свежую струю. Первый набор слушателей 1921 года, в котором немало было пожилых людей и не единичны были коммунисты — выходцы из других партий (меньшевиков, эсеров, бундовцев), летом завершил свой трехлетний курс. Кое-кто еще не освободил комнаты, но почти все уже работали в других местах. Мамед Кертуев преподавал политэкономию в Казани. Ян, Шандалов и Хлынов оставались в институте «руководами» семинаров подготовительного отделения, только что сформированного из рабочей по происхождению молодежи. Некоторые слушатели второго и третьего приемов, в их числе Саша Михайлов и Степан Кувшинников, находились в партийной командировке, в связи с кампанией по оживлению работы Советов.

В последнем ряду Геллер, с мрачным лицом, изредка перешептывался с Вейнтраубом.

Виктор Шандалов сидел как раз против трибуны, в первом ряду. По его косой усмешке Пересветов, поглядывая на него во время своей речи, смог убедиться, что обдуманная им аргументация против идеи о «Лейбор парти» попадает в цель…

2

Сотрудник ЦК подошел к темной портьере и, прежде чем отворить скрытую за ней дверь, непроизвольным движением пригладил свою прическу и одернул полы пиджака.

В глубине просторного кабинета за письменным столом сидел Сталин. Он поднялся и, пока Скудрит с Пересветовым шли по длинной ковровой дорожке, сделал навстречу им несколько медлительных шагов, вразвалку. На Сталине был военный френч и сапоги.

— Присаживайтесь, — пригласил он, пожав им руки. Они опустились в мягкие глубокие кресла, а Сталин вернулся в свое, жесткое.

— Курите? — подвинул он раскрытую на столе пачку «Герцеговины флор».

Некурящие посетители поблагодарили и отказались.

— О чем вы мне хотели сообщить?

Под спокойным обликом Сталина чувствовалась настороженная сила, точно внутри у него была сжата пружина или натянута тетива.

— У нас раскол, — слегка волнуясь, начал Пересветов.

Сталин вскинул брови:

— У кого это «у вас»?

— Среди так называемых «молодых литераторов»…

— По какому поводу раскол?

Константин объяснил. Сталин встал и, заложив руки за спину, неторопливо прошелся по ковровой дорожке.

— Стало быть, Бухарин решил вас ознакомить с этой своей запиской. Своих «учеников»!.. — Он усмехнулся в усы и, покрутив головой, остановился против них. — Напрасно он это сделал! Напрасно. Ознакомил —