Под деревом зеленым или Меллстокский хор - Томас Гарди

- И что с ним могло приключиться? - встревоженно сказал Уильям. Может, утонул?

Оставив фонари и инструменты в часовне, все двинулись обратно по берегу реки.

- Ничего с таким молодцом не сделается, - заметил Рейбин. - И причина небось какая-нибудь самая простая, только мы никак догадаться не можем. Понизив голос, он спросил таинственным шепотом: - А вы не замечали за ним, соседи, чего-нибудь такого, - может, по какой девчонке вздыхает?

- Да нет, не похоже. Он пока еще чист, как стеклышко.

- И потом, Дики говорит, что никогда не женится, - вставил Джимми, - а будет всю жизнь жить дома с мамой и с нами.

- Ну, сынок, какой парень этого не говорил!

Они дошли до дома мистера Шайнера, но там никого не было. Тогда двое музыкантов пошли к школе. В окне спальни все еще горел свет, и, хотя штора оставалась опущенной, окно было слегка приоткрыто, словно учительница прислушивалась к отдаленным звукам рождественских псалмов.

Внизу, прислонившись спиной к буку, недвижимо стоял пропавший скрипач; руки его были скрещены на груди, голова откинута назад, глаза устремлены на освещенное окно.

- Это ты, что ли, Дик? Что ты тут делаешь?

Дик вздрогнул, мгновенно принял более естественную позу и поглядел сначала направо, потом налево, словно надеясь, что ему откуда-нибудь придет вразумительный ответ на этот вопрос; наконец он пробормотал:

- Ничего, отец.

- Ну, знаешь, ничего не делать можно было бы и побыстрей, - сказал возчик, и все повернули обратно, к дому священника.

- Я думал, вы еще сидите закусываете на галерее, - сказал Дик.

- Мы тут его обыскались, бог знает сколько исходили, куда только не заглядывали, чего только не передумали, а он, оказывается, ничего не делал, так-таки ровно ничего.

- В этом-то вся нелепость - ровным счетом ничего, - проговорил мистер Спинкс.

Следующую остановку они сделали перед домом священника, и мистер Мейболд, молодой пастырь, недавно назначенный к ним в приход, получил свою долю праздничных созвучий. Музыканты надеялись, что, как лицо, причастное к наступающему празднику, мистер Мейболд сочтет своим долгом открыть окно, и ради поощрения исполнили еще один псалом. Но тот не появился.

- Нехорошо, - сказал старый Уильям, покачав головой.

Однако в это самое мгновение приятный голос раздался, по-видимому, из постели:

- Благодарю вас, соседи!

- Что он сказал? - спросил Боумен, который был туговат на ухо. Говорил он по этой причине громко, и священник услышал его слова.

- Я сказал: "Благодарю вас, соседи!" - крикнул он еще раз.

- Ну ладно, а то я в первый раз не расслышал! - крикнул в ответ Боумен.

- Ну зачем ты ему так отвечаешь - молодой человек еще рассердится, сказал возчик.

- Ни в коем случае, друзья мои! - крикнул священник.

- Ну и слух! - шепотом проговорил мистер Пенни. - Не хуже, чем у лошади или собаки. Значит, ему и ума не занимать - это уж верный признак.

- Поживем - увидим, - сказал возчик.

Старый Уильям, воодушевленный такой благожелательностью нового человека, готов был исполнить все псалмы заново, но отказался от своего намерения, когда Рейбин напомнил ему, что, перестаравшись, можно все дело испортить.

- Вот ведь как одно к одному выходит, - продолжал возчик, когда они стали подниматься на холм, направляясь к последней группе домов, - и это видение в женском обличье, что нам недавно явилось, и этот сладкогласный молодой священник. Сдается мне, что она обведет его вокруг пальчика и скрутит беднягу восьмеркой, - попомните мои слова, ребятки.

VI

РОЖДЕСТВЕНСКОЕ УТРО

Музыканты наконец добрались до своих постелей и заснули, как все добрые люди. Дик, однако, провел оставшиеся ему для отдыха три-четыре часа в тревожном полусне: ему снова и снова представлялось школьное окно и все события, с ним связанные.

А утром, что бы он ни делал - поднимался ли наверх, спускался ли вниз, выходил ли на улицу, разговаривал ли о ветре и погоде, - воображение его без конца рисовало все ту же упоительную картину. Покачиваясь на пятках, он стоял у камина, глядя, как мать жарит грудинку, и думал: что толку в грудинке, если ее жарит не Видение? Обмякший ломтик грудинки висел на решетке рашпера, как котенок на руках у ребенка, - но что толку в сравнениях, если они принадлежат не Ей. Он глядел, как желтоватые блики дневного света танцевали на выбеленной стенке камина вместе с голубоватыми бликами от очага, - но что толку в бликах?

- Может, новая учит... кх... мисс Фэнси Дэй тоже будет сегодня петь в церкви? - спросил он.

Возчик долго глядел на него, потом ответил:

- Может, будет, а может, и нет.

По лицу Дика можно было понять, что он отнюдь не в восторге от такого ответа, хотя было известно, что неопределенность высказываний возчика объяснялась скорее устройством голосовых связок, чем существом обсуждаемого вопроса.

Собираясь в церковь, Дик проявил необыкновенное усердие, сам не давая себе отчета в причинах сего благочестивого рвения. Он начистил и отполировал свои выходные башмаки со взыскательностью истинного художника. Сначала он долго обрабатывал их щеткой, не пропуская ни пятнышка, ни единой оставшейся с прошлой недели пылинки; затем достал новый пакет сажи, старательно развел ее и принялся ваксить, позабыв о бережливости. Наложил один слой и начистил до блеска; потом еще один для пущей черноты и, наконец, третий - чтоб достичь зеркального сияния и достойно подготовиться к встрече с Ней.

По случаю рождества возчик приводил себя в порядок с особой основательностью. Громкое плесканье и фырканье оповещало о том, что возчик совершает свое грандиозное воскресное омовение, которое продолжалось добрых полчаса и совершенно затмевало его будничное умывание. Возчик скрывался в пристройке с большим коричневым полотенцем в руках, фыркал и плескался там минут двадцать, а когда появлялся в дверях, от него шел сырой запах летнего тумана, и, глядя на него, можно было подумать, что он едва избежал гибели в водной пучине, потеряв при этом почти всю одежду; глаза у него были красные, словно он долго плакал, с мочек ушей и с кончика носа, как бриллианты, свисали водяные капли; волосы тоже сверкали водяными блестками.

Заканчивая сборы, отец, сын и внук еще долго ходили по комнатам, хрустя башмаками по усыпанному песком каменному полу, потом достали виолончель и скрипки, осмотрели струны и подтянули их немного выше нужного тона, чтобы настройка сохранилась до начала службы и их не пришлось бы снова настраивать в галерее, уловив момент, когда кто-нибудь кашлянет или чихнет или когда священник произнесет "аминь", - а такая неприятность частенько случалась в сырую зимнюю погоду.

Затем все трое вышли из дома и направились по тропе через овечий выгон, держа под мышкой инструменты в выцветших зеленых чехлах, а в руках - старые нотные тетради в коричневых переплетах. Дик все время,, невольно обгонял остальных, а возчик шествовал неторопливым шагом, сильно выворачивая носки.