Ко мне приходил ангел - Александр Селих

от своей работы только потому, что вы высокомерный, заносчивый тип, инфантильный и душевно недоразвитый. Я не на прогулке, а вы не достояние республики, чтобы на основании личных недовольств и неприятий вам меняли следователей, а мне позволяли выбирать дела с приятными и воспитанными, подследственными.

Я не просто опешил, а откровенно офигел.

— А что вы смотрите на меня как на умалишенного? Вы первый раз слышите о том, что следователи не выбирают дела в свое удовольствие? Я только капитан и не с такой большой выслугой, чтобы сидеть тут и сортировать, что по мне, а что не по мне.

Он говорил это ровно, механически. А во мне носилось недоумение, во-первых, от того, что он оказывается человек, и что я вообще ничего не понимаю.

— Вы, конечно, праведно вознегодуете только от намека на заказ… — но он не вознегодовал, а засмеялся, просто заржал, и я совсем спутался. Следователь встал и обошел вокруг стола, подошел ко мне вплотную. И, наклонившись, тихо прошипел:

— Мудак, если бы тебя заказали, то этажом выше, а не мне, и ты бы уже сидел в СИЗО.

Он быстро отстранился и обычным своим нудным тоном продолжил в полный голос:

— Предлагаю вам перекурить, это можно сделать в конце коридора, если вы чувствуете себя плохо, то допрос можно прекратить. Если нет, то после вашего перекура мы продолжим.

Он открыл дверь и приглашающим жестом показал на выход, и я вытек в коридор, в конец коридора, и курил, курил там, взасос просто.

Но почему, почему тогда он так глумился, почему так рыл, чего он выкапывал, почему столько народу перетаскал, почему бесконечные очные ставки и допросы. Или что, я сам, что ли, навырубался на неприязнь, и теперь этот чахоточный зароет меня тупо из-за личной неприязни? Как это не заказ? А что тогда? Тогда, получается, мои оппоненты просто подали заяву, и я просто на своем долбанном гамнистом характере и гордыне выкопал себе яму. Я тряс головой в надежде, что в ней что-то включится и наступит понимание. Я вышагивал от урны, до стены, от стены до урны, от урны и до головокружения…

— Вы готовы продолжить? — его голос вывел меня из транса.

— Да, конечно… — я затушил сигарету и пошел следом.

— Итак, продолжим. Мы с вами сверили все данные, сегодня вы присутствуете на допросе без адвоката, если вы считаете нужным, то можете сделать заявления и ходатайства, если таковых нет, то давайте перейдем к вопросам.

Допрос потек обычным путем, следователь задавал вопросы, я механически, совершенно не слыша, что говорю, отвечал, он печатал, я молчал. Потом опять вопрос, ответ, печатает, молчу, вопрос, ответ, печатает, молчу. Так несколько часов, потом я ждал в коридоре, пока он распечатает протокол, потом почти час перечитывал, не понимаю, что я читаю. Я читал, откладывал прочитанный лист на край стола, читал, откладывал прочитанный лист и ничего не понимал из прочитанного, а потом я протянул очередной лист, чтобы положить к прочитанным и стол провалился.

Резануло по носу. Открыл глаза, потолок, стол, стул, кабинет следователя, а я лежу, уперевшись головой в стену. Надо мной стоит следователь, а рядом на корточках сидит женщина в белом халате.

— Да, нет, не было, — бубнил следователь.

— А ты спрашивал?

— Ну конечно спрашивал, ну что я, первый день что ли на работе.

Я вскочил. Нелепо загребая руками папки, что лежали на краю стола, папки, что лежали на стульях, пихнув докторицу и лягнув следователя. Голова гудела и была набита ватой. Следователь отскочил, докторица села с маха на пол.

— Я чего, в обморок что ли упал?

— Да, обычный обморок и легкая аритмия, — ответила докторша, вставая с пола и поправляя юбку, — душно тут у вас, Анатолий Сергеевич.

— Так а я что сделаю, окна же не открываются, теперь только весной переделают, а топят то как в аду. Вроде как меня нету.

— Я что, как барышня завалился в обморок?

— Да, топят точно, как в аду, наверное, хотят, чтобы мы тут все вместе передохли от жары и вони, — продолжила докторша, не обращая на меня внимания и копаясь в чемоданчике, — вот валидол что ли под язык положите, лекарств-то, жгут, йод и бинты… — протянула большую белую таблетку, которую я сунул под язык автоматически.

— В цокольном этаже буфет, — она глянула на часы, — как раз обед закончился, там никого, вы бы чая сладкогомвыпили, прежде чем ехать, или просто на улице посидите, а то смотрите, скорку вызовем, если хуже будет. Но вы вроде молодой, на воздухе полегчает. Ладно, Толь, я пошла, сама еще не жравши, если что — звони.

Докторица захлопнула свой чемоданчик и вышла. А я стоял, как дурак, здоровый дурак, возвышаясь посреди маленького кабинета и над маленьким следователем.

— Давайте я отмечу повестку, а протокол подпишите послезавтра, или просто зафиксируем факт обморока и отказ от дачи показаний по состоянию здоровья, факт вызова врача у нас фиксируется, послезавтра разберемся.

Он дал мне две бумажки, и я как зомби пошел за ним в коридор, по коридорам, через внутренний двор, через проходную. Подошел к машине, так и не понял, когда следак ушел. Сел на бордюр, вытянув ноги поперек тротуара. Нет, сука, врешь, не бывает вас нормальных мусоров, сладкий чай блядь, сама дура его пей. Я встал и пошел к машине. Вот сейчас загоню ласточку, и засяду за телефон, подниму всех. Я вылезу, суки, вылезу. Я поставлю всех на уши, я зря что ли платил куче генералов, я зря что ли кормил службу безопасности. Нет, на такую хрень я не попадусь, тоже мне цирк, сегодня ты добрый следователь, а завтра я все переверну, я справлюсь, вы еще все приползете просить прощения, уроды.

И вот они, гаражи. Типичные московские гаражи с засыпанными щебенкой дорожками, перемешанной с солью и снегом, и ржавым забором, с охраной из двух пенсионеров и собаки. Я пошел к своему металлическому шкафчику для хранения машинок, чтобы вкатить ласточку, вышел, чтобы открыть ворота. Но я не успел открыть их, потому что вдруг закрылся весь мир.

Боль вытягивала меня из темноты, впившись клещами за виски, я