Смелая женщина до сорока лет - Денис Викторович Драгунский

Ознакомительный фрагментПолучал общее одобрение, но – не добирал баллов. Говоря сегодняшним языком, никак не мог пробиться из лонг-листа в шорт-лист, в этот заветный список из десяти или восьми участников. «Ну что ж, бывает, бывает! – думал я. – Попробую еще раз». Но в следующий, а также в третий и четвертый разы получалось то же самое: отказ.

Наконец я все-таки решил узнать, кто эти счастливцы, которые сподобились чести быть учениками мастера.

Это были какие-то почти совсем посторонние девушки. Они даже не состояли в нашем профсоюзе. Разве что иногда ходили на семинары и публичные читки пьес и сценариев. Зато они были очень милы собою. Ну просто как на подбор.

Я удивленно спросил одного ну очень знаменитого сценариста и театрального драматурга, совсем пожилого человека:

– Послушайте, что происходит? Наш коллега организовал и ведет эти курсы, но почему-то на них всё время ездят какие-то красотки. А ни меня, ни… (тут я перечислил еще несколько имен молодых талантливых ребят из нашей компании) – он не берет. Даже интересно, какие у него критерии отбора?

Пожилой драматург, как положено драматургу, сделал красивую паузу, снял свои тяжелые роговые очки, пристально посмотрел на меня и спросил:

– Ты что, дурак?

И вот тут цитата из Чехова. Как раз из рассказа «Дурак»:

«Я так и ахнул!.. Ахнул и с той поры умней стал».

Поэт и биография

заметки по альтернативной истории литературы

В СССР писатель мог не ходить на службу и при этом не считаться тунеядцем, если он был членом Союза писателей или просто членом Литературного фонда. Важное уточнение: все члены Союза писателей были членами Литфонда, но не наоборот – были члены Литфонда, не входившие в Союз писателей. Членство в СП было нагружено идеологически: надо было писать «правильные, важные и нужные» книги. Не всех пишущих и издающихся принимали. А для членства в Литфонде надо было иметь весьма солидные гонорары (как, например, у авторов либретто оперетт).

Но вода дырочку найдет.

В Москве были целых три «профсоюза писателей». Туда тоже надо было вступать по гонорарным справкам, но я знаю немало случаев, когда на малость гонораров закрывали глаза и бедный непризнанный автор мог жить и творить, не опасаясь визита участкового милиционера, – и даже получать по больничному листку (была такая горькая шутка: если бы писатель не болел, он бы умер с голоду).

И в Ленинграде такой профсоюз был.

Но у молодого поэта и переводчика Иосифа Бродского с этой профгруппой что-то не срослось. Скорее всего потому, что «Ленинград – город маленький», как сказано в фильме «Осенний марафон». Город маленький, и литераторов меньше, чем в Москве, и грызут они друг друга злее. Увы-увы! На печально знаменитом суде над Бродским прокуратура (!) предлагала писателям взять Бродского на поруки – но братья-писатели (!!) отказались. Только суд, только кара!

Не было у Бродского спасительной справки, которая защищала от обвинений в так называемом тунеядстве.

Я подумал: а если бы эта справка была? Если бы великий поэт XX века Иосиф Бродский имел официальное право советского литератора «нигде не работать» (то есть не ходить на службу) – или вообще тем или иным образом, так или иначе был бы избавлен от этого ужасного суда и высылки?

Что бы с ним стало?

Рискну предположить, что он писал бы великолепные, просто великие и даже где-то местами гениальные стихи – поскольку был поразительно одарен, – но эти стихи оставались бы «вещью в себе» (ну, скажем так, «вещью внутри клуба знатоков и любителей»), но – никакой мировой славы. Бродский, Кушнер, Чухонцев – прекрасные поэты традиционалистского направления.

Но, как сказала Ахматова, ему «сделали биографию».

Причем эту биографию сделала не только власть в лице газетчиков (фельетон «Окололитературный трутень»), а также судьи Савельевой.

На самом деле биографию ему сделала одна из первых правозащитниц Фрида Вигдорова. Кстати, писательница, автор нескольких милых книг о школе (ее повесть «Мой класс» с дарственной надписью моему отцу стояла у нас на полке, и я ее с удовольствием читал). Кроме того, она была женой писателя Александра Раскина, написавшего хорошую детскую книжку «Как папа был маленьким». Подруга Лидии Корнеевны Чуковской, тоже правозащитницы и диссидентки. В феврале 1964 года Вигдорова присутствовала на суде над Бродским и сделала запись судебных слушаний, которая широко разошлась в самиздате. Эта запись была переведена на иностранные языки, многократно опубликована в мировой прессе и вызвала широкое движение в защиту Бродского. Благодаря вмешательству Жана-Поля Сартра – кстати, самого просоветского из западных интеллектуалов – в сентябре 1965 года Бродский был освобожден из ссылки.

Вот именно с этого момента и начался всемирно известный поэт Бродский.

Конечно, если бы это был несправедливо осужденный бездарный или хотя бы не особо талантливый сочинитель – то его освобождением из ссылки дело бы и кончилось. Но оказалось, что прославленный ссыльный – еще и великолепный поэт. Всё совпало, лучше не придумаешь!

Но если бы он был просто великолепным поэтом без мировой кампании по его освобождению, без многочисленных публикаций в мировой прессе, без заступничества самого Сартра…

Вот тут внимание! Малоизвестная советская писательница Фрида Вигдорова и знаменитейший и скандальнейший Жан-Поль Сартр – который как раз получил Нобелевскую премию и демонстративно от нее отказался, – они выступали как чистые правозащитники. Они защищали Бродского не как гения, которого сослали, а как человека, которого несправедливо и нелепо осудили. Уверен, что, если бы Бродский (боже упаси!) был посредственным поэтом, но попал бы в те же самые жернова, был бы затравлен, судим, выслан – и Вигдорова, и Сартр всё равно бы за него заступились.

Так вот. Без этих публикаций и выступлений его творчество вряд ли привлекло бы мировой интерес и получило бы мировое признание.

Жил бы себе, писал бы прекрасные стихи, а также эссе о литературе. Вдобавок переводил бы стихи и поэмы. Мог бы блестяще перевести что-то монументальное, для «Библиотеки Всемирной Литературы» в 200 томах, она как раз тогда готовилась к изданию. Например, сделать новый перевод «Песни о Роланде» или «Шахнаме». Уверен, это были бы шедевральные переводы.

Но вот великого всемирно известного поэта Иосифа Бродского – скорее всего не было бы.

Вспоминается парадокс имяславия (было такое богословское течение): «Имя Божие и есть Бог, но Бог не есть имя Божие».

Биография – это и есть поэт.

Но поэт – это не биография.

Поэзия и будущее

oderint, dum metuant,

или Альтернативная футурология литературы

Был неплохой прозаик и поэт первой половины XIX века Евгений Гребёнка,

---

Конец ознакомительного фрагмента Купить полную версию книги

---