Ветер крепчает - Тацуо Хори

– Вот дела! Ты?

– Что, успел позабыть меня?

– И правда, совсем позабыл.

Я говорил с нарочитым воодушевлением. Хотя не мог не заметить, что моя невнимательность, судя по всему, огорчила приятеля: я был настолько погружен в свои мысли, что даже не признал его.

– Почему не приходил к нам?

– Я вообще ни с кем не виделся. Не хотел.

– Понятно… Так ты и про Маки, наверное, не знаешь?

– Нет, не знаю.

Ничего не добавив, приятель зашагал вперед. Я догадывался: то, что он собирается рассказать про Маки, вне всякого сомнения, снова вывернет мне душу наизнанку. И все-таки, точно собачонка, побрел за ним следом.

– Оказалось, девочка – чистый ангел! – Слово «ангел» он произнес с нескрываемым сарказмом. – Маки постоянно ее куда-нибудь водил – то на бейсбол, то в кино. И поначалу девочка, по его словам, была абсолютно шарман. Но как-то раз он намекнул ей, дескать, не пора ли прилечь вдвоем. И она к нему вмиг переменилась. Стала холодная как ледышка, измучила беднягу чуть не до смерти. Разберись тут, то ли она вообще не понимает, что у мужчин на уме, то ли поиздеваться над нами любит. То ли норовистая, то ли совсем дура… Эй, виски сюда! Ты что будешь?

– Ничего не нужно. – Я покачал головой. Мне показалась, что голова на плечах чужая.

– А потом, – продолжил приятель, – Маки внезапно куда-то пропал. Мы уже начали задумываться, не случилось ли чего, и тут – вчера это было – объявляется. Выяснилось, что он почти неделю пробыл в Кобэ, кружил все эти дни по тамошним барам: говорит, сбивал раздувшийся аппетит – гонял себя, чтобы уже ни рукой ни ногой. И похоже, со всем, что его глодало, разделался. Не ожидал от него такого прагматизма.

Пока приятель рассказывал, я молчал, прислушиваясь к гулу пчелиного роя, постепенно наполнявшему мою голову. Время от времени я поднимал глаза и глядел на приятеля. Мысленно возвращаясь сначала в тот момент, когда смотрел на него, шагающего в толпе, и даже не мог сообразить, что это он – до того был погружен в себя, – а затем еще дальше: мне вспоминались все терзания, погрузившие меня в подобное состояние.

4

Последние несколько дней я вырабатывал в себе новую привычку: не вспоминать ее лицо. Так было легче поверить в то, что ее больше не существует. Впрочем, с тем же результатом, привыкнув и перестав замечать вечный беспорядок в комнате, я мог убедить себя, что не существует, например, какой-нибудь курительной трубки, зажатой под внушительной стопкой книг. Достаточно разобрать книги – и трубка явит себя миру.

Так же и здесь. Стоило ей вновь появиться передо мной, как мгновенно проснулись прежние чувства, ничуть за истекшее время не изменившиеся. Разум возвел между нами целую гору из терзаний уязвленной гордости и прочих болезненных воспоминаний. Но, несмотря ни на что, преодолевая все преграды, в душу мою вместе с неким щемящим чувством просочилось сомнение: быть может, на самом деле она с самого начала любила именно меня? Сие есть верный признак влюбленности. Признав это, я испытал чувство отчаяния больного человека, которому никак не удается избавиться от своего недуга.

Время разъедает душевные раны. Но источник боли не отсекает. Я же мечтал, скорее, об оперативном вмешательстве. Мое нетерпение подсказало весьма дерзкое решение: я один, без приятелей пойду в «Сяноару» и увижусь с ней.

Осматриваю зал, точно посетитель, который заглянул сюда впервые. Лица нескольких знакомых официанток, расплывающиеся при виде меня в удивленной улыбке, перекрывают обзор, заслоняя объект моих поисков. Но вот наконец блуждающий взгляд выхватывает среди прочих силуэтов ее. Она стоит недалеко от входа, облокотившись об оркестровую площадку. По неестественности ее позы я догадываюсь, что она знает о моем появлении и просто делает вид, будто меня не заметила. Как готовящийся к операции пациент с беспокойством следит за каждым движением хирурга, так и я не свожу с нее глаз.

Внезапно оркестр начинает играть. Она тихонько отходит от площадки. Не глядя на меня, как ни в чем не бывало идет в мою сторону. Затем, не доходя шагов пять или шесть, приподнимает голову. Взгляды наши встречаются. Тогда она, улыбаясь, подходит еще ближе; шаги ей даются как будто с трудом. Она молча останавливается передо мной. Я тоже ничего не говорю. Потому что не в силах ничего сказать.

Удушливая тишина, повисающая во время операций.

Я сосредоточенно разглядываю ее руку. Вглядываюсь, наверное, чересчур напряженно – глаза, похоже, устают, поскольку мне вдруг начинает казаться, будто рука ее дрожит. Вслед за тем накатывает слабость: кружит голову, все мешает, но в конце концов проходит.

– Ой, пепел с сигареты посыпался! – Ее тактичное замечание напоминает мне, что операция окончена.

Сам процесс операции совершенно удивителен. Передо мной внезапно появляется ее лицо, полное жизни и, по ощущениям, совершенно необозримое; больше оно меня уже не покидает. За ним теряется факт существования Маки, теряются все воспоминания и все перспективы: так скрывает на экране прочие объекты лицо, поданное крупным планом. Интересно, операция действительно в этом и заключается? Или это какой-то временный побочный эффект? Впрочем, не важно. Передо мной лишь женское лицо, огромное и прекрасное. И еще вызванное этим лицом болезненное наслаждение, жить без которого я, кажется, отныне уже не смогу.

И вот – я снова ежевечерний гость кафе «Сяноару». Никто из моих приятелей здесь больше не показывается. Но это, напротив, придает мне мужества, какого я никогда не проявляю, находясь в их компании; оно-то и управляет моими действиями.

И еще она…

Как-то вечером я сидел и ждал, когда мне принесут заказанный напиток, а она прибирала соседний столик – занимавший его посетитель только что ушел. Неотрывно наблюдая за ней, я обратил внимание, до чего плавные у нее жесты: она перемещала тарелки и ножи такими мягкими движениями, словно все совершалось под водой. Казалось, плавность жестов рождалась у нее сама собой из основанной на остром чутье уверенности, что я смотрю, что я люблю ее. Эта плавность, казавшаяся мне чем-то сверхъестественным, исподволь убеждала меня в том, что она ко мне неравнодушна.

В другой вечер со мной заговорила одна из официанток кафе.

– Совершенно непонятно, что вы такое творите!

Говоря «вы», женщина, очевидно, имела в виду меня и Маки. Но я предпочел воспринять ее фразу иначе: как будто она говорила обо мне – и о ней. Меня