Прощальный ужин - Сергей Андреевич Крутилин

За те неполных три часа, пока отдыхала Эльвира, Игорь успел привести в порядок себя и свою келью. Он побрился, переоделся; накрыл стол и истопил печку: ночами становилось уже прохладно.

Эльвира пришла в обычное время, к ужину, и со своей долей. Лена пожарила им мясо и картофель на гарнир. Этого Игорь совсем не ожидал. Помогая Эльвире снять пальто, он пожурил ее за крохоборство. Сам же втайне был рад — горячее было на тарелках, и не надо было бежать за ним в столовую.

— Я нарочно взяла ужин, чтоб все видели, — говорила Эльвира. — А то вы не придете на ужин, я не приду. Люди бог знает что подумают. А так — взяла и взяла. Сегодня все уезжают, у кого путевки на один срок, и все устраивают проводы. Двухэтажка наша как улей гудит. — Она осмотрела стол, воскликнула с удивлением: — Батюшки! И салат! И конфеты! Неужели художники все умеют?

— Умеют, когда любят.

Игорь повесил ее пальто на вешалку за дверью и только теперь увидел, что Эльвира была одета просто, но со вкусом, продуманно. Платье с глухим воротом — белый горошек по голубому полю — очень шло ей, и почти незаметная серебряная цепочка.

Игорь, хоть и был привычен к хозяйственным делам — мать прихварывала, часто приходилось делать все самому: и обед готовить, и посуду мыть, — теперь от волнения не знал толком, с чего начинать. Это свое волнение он старался скрыть суетой. Принялся протирать стаканы, говоря при этом, что рюмок у него нет и приходится обходиться стаканами и т. д. Однако Эльвира, или заметив его волнение, или чутьем женщины угадав, что хозяйские заботы надо взять на себя, повязала полотенце вместо фартука и принялась все мыть и протирать заново.

— Маленьких тарелок нет?

— Нет.

— Вот дура! Надо было взять у Лены.

— Да ничего — обойдемся. Хорошо, что вилки догадались принести.

Эльвира все перетряхнула — и стол стал выглядеть по-иному, даже хлеб нарезанный ломтиками, она сняла с газеты, постланной им на стол, и положила каждому по кусочку на тарелку.

Игорь разлил по стаканам вино и, по праву хозяина, приготовился сказать тост.

— Эльвира! — начал он торжественно, несколько приподнято. — Я пью за ваше здоровье. Я… я очень благодарен вам за все, что вы для меня сделали. Вы для меня были не только моделью — больше! Вы были моим вдохновением! Спасибо! За ваше здоровье!

— А я пью за ваше здоровье! — сказала она просто.

Они чокнулись и выпили — немного, самую что ни есть толику.

Эльвира порезала кусочки мяса — сначала ему, потом — себе.

— И что же: покажете кому картину-то или у вас ее купят? — неожиданно спросила она и вскинула на него взгляд, от которого он смутился.

— Для начала я попытаюсь устроить ее на выставку. Если удастся — сообщу тебе: приезжай, мол! А потом уже закупочная комиссия решит, что дальше.

Игорь ушел в себя, задумался: что же, в самом деле, дальше? Ему уже виделось, как он покажет свою «Эльвиру» (так он решил назвать холст), — покажет свое полотно комиссии, которая будет отбирать работы для осенней выставки. Недоброжелатели (а он уверен, что их немало) замашут руками: «На какую выставку?! Вы опоздали, — каталог уже в типографии!» А он спокойно так: «А вы все-таки взгляните на мое полотно, потом уже будете размахивать руками». Он откроет холст, который будет уже в раме, и все онемеют от неожиданности.

Картину повесят в самом лучшем зале. На самом лучшем месте.

Где, кстати, висит она сейчас.

17

Этот вечер Игорь вспоминал очень часто, — и чем дальше, тем острее были эти воспоминания. Где-то сосало сомнение: а не совершил ли он тогда, в тот вечер, роковой ошибки? Не допустил ли он просчета?

Игорь не помнит теперь — был ли это час отбоя, или они засиделись далеко за полночь, — помнит только, что настал такой миг, когда Эльвира встала из-за стола и, поправив прическу, сказала:

— Спасибо, Игорь! Вам помочь убраться? А то уже поздно. А завтра рано вставать.

— А-а, уберется… — Игорь кивнул на стол, не сводя с нее глаз — он любовался ею.

Подумал: вот так надо было писать ее! В легком платье Эльвира выглядела моложе, женственнее. Даже усталая, она, казалось, излучала какой-то особый свет: чистоты и обаяния. А то выдумал тоже — нарядил ее в какой-то ярко-красный балахон.

Игорь взял Эльвиру за руки, и от сознания, что он видит ее в последний раз, у него все оборвалось внутри.

— Эльвира… — заговорил он срывающимся от волнения голосом. — Что бы ни случилось между нами в дальнейшем, знай: я всегда буду с благодарностью вспоминать эту осень… тебя буду вспоминать.

— Я тоже, — сказала она и посмотрела на него просто, доверчиво.

И в этом взгляде широко расставленных глаз Игорь прочел столько тоски, что не сдержался, обнял ее. Он неуклюже обнял за шею и стал целовать. Она не уклонялась от его поцелуев — и так, в молчаливой немоте, они постояли минуту-другую.

Когда же Игорь оторвался, то увидел не лицо Эльвиры, а лишь огромные-преогромные зрачки в ее серых глазах, а в самих глазных впадинах и в морщинах, которые он знал лучше, чем свои, — скупые, сдерживаемые волей слезы.

— Оставайся! — сказал он.

— Не надо. Что я вам?!

Она вдруг собралась вся, скинула его руки с плеч, словно осуждая свою минутную слабость.

— Тогда иди! — Игорь сиял с вешалки ее пальто. — Прошу!

Эльвира молча набросила пальто и толкнула дверь на террасу.

Игорь вышел следом за ней — хотел проводить.

Но Эльвира обронила: «Не провожайте, пожалуйста!» — и тень ее быстро скрылась в туманной сырости. Еще какое-то время слышались ее торопливые шаги — на дорожке, усыпанной мокрыми осенними листьями, — и все смолкло.

Был миг, когда Игорь готов был броситься в темноту, бежать на шорох этих торопливо удаляющихся шагов. Но это был только единый миг. Даже выпитое вино не в силах было побороть в нем обычной рассудочности: а, пусть! Все, что ни делает бог, все к лучшему. Он закурил, и не зажигая света, походил по террасе: взад-вперед, взад-вперед. На террасе было свежо, бодро, и ходьба успокаивала.

Успокоившись мало-помалу, он зажег свет и еще раз посмотрел на полотно, блестевшее сырыми красками. Неужели это он, Игорь Кудинов, создал такое? Он постоял, разглядывая полотно, и мысль о том, что завтра будет снова день, а у него не загрунтован новый холст, совсем успокоила его. Игорь погасил