Категорически влюблен - Екатерина Бордон

class="p1">– Ах вот оно что… – Полина с облегченным и несколько утомленным вздохом откинулась на спинку кресла, которое больше походило на трон. Кажется, кое-кто на кафедре страдает манией величия. – Значит, подру-у-уги. А другие аргументы есть? Знаешь, только то, что Катя твоя подруга, не означает, что ты должна…

– Это здесь вообще ни при чем, – с прохладцей в голосе перебила Карина. – И почему вы Женю об аргументах не спрашиваете? Может, это не я тут предвзята, а вы?

Глеб едва не застонал. Черты бы побрал эту Карину! Ну почему ей вечно нужно лезть, куда не просят? Он прижал пальцы к вискам и закрыл глаза, ощущая скорое наступление головной боли. Впрочем, если бы она была другой, он бы ни за что в нее не влю…

Черт.

– А ты что скажешь? – Полина раздраженно бросила на стол колпачок от ручки, а тот, отскочив, угодил Жене прямо в лицо. Женя ошарашенно дотронулась до щеки.

– Мне не за что оправдываться, – сглотнула она. – Это мой комикс и…

– А где в таком случае наброски? Раскадровки? Хоть что-нибудь? – рявкнула Карина. – Дай угадаю, ты их рисовала на полях у Сиротиной в тетрадях, потому что… что?

– Ой, да я же вообще не рисую в традишке, только на планшете. – Женя закатила глаза. – А насчет Кати даже не знаю… Может, она видела мои рисунки и как-то попыталась их срисовать? У нее были проблемы с изображением людей, мы со Стасом все время ей помогали. Глеб может подтвердить.

Глеб неохотно кивнул. Судя по убийственному взгляду Таби, в ее личном рейтинге этот кивок опустил его на уровень ниже плинтуса. Полина снова принялась щелкать кнопкой на ручке. Глеба этот звук всегда сводил с ума.

– Кстати, а где, собственно, сама Катя? – спросила она. – Почему за нее адвокат выступает? Она же была в зале, разве нет?

Глеб снова кивнул, а Таби недовольно поджала губы.

– У нее появились неотложные дела.

– Более неотложные, чем то, что сейчас здесь происходит? То есть для нас установить авторство комикса важнее, чем для нее? Глеб? – Полина бросила на него вопросительный взгляд. – Можешь, конечно, поделиться мнением, но я считаю, вопрос исчерпан.

Глеб застыл под перекрестным огнем двух требовательных взглядов. Боже, ну зачем они обе так на него смотрят… Он же чертов мирный житель! Практически NPC! И все же…

Вся эта ситуация и ему с самого начала показалась слишком странной, чтобы просто от нее отмахнуться. Стиль рисования, манера штриховки, страсть к нестандартному размещению фреймов… Он был уверен, что «НИЧЕГО ТАКОГО» – комикс Кати Сиротиной, пока Женя не поднялась со своего места там, в зале. С другой стороны, они обе много экспериментировали в этом семестре (Глеб был чертовски прав, когда разделил Стаса и Женю, потому что без него она совершенно иначе раскрыла свой потенциал) и много общались друг с другом. Могли и нахвататься…

И потом, он колебался, потому что не был уверен в своей объективности: Катя ему нравилась, а Женя – нет. Несмотря на все ее улыбки, было в ней что-то отталкивающее.

– Возможно, если бы Женя предоставила какие-то доказательства, – осторожно начал он. – То тогда…

– Да нет у нее никаких доказательств! – вспыхнула Таби, явно теряя терпение. Глеб перевел нерешительный взгляд на Полину и…

– Вообще-то есть, – внезапно подала голос Женя. – Я свой комикс отправляла со своего айпада. Можно в рабочей почте Твинсов посмотреть, в исходящих. И еще Стас, мой брат, может подтвердить, что это мой комикс. Он, кстати, должен ждать меня за дверью, так что, если хотите…

– Ну чего ты молчала-то тогда? – рявкнула Полина. – Вы меня убиваете, дети! Пусть уже войдет и давайте заканчивать! Я уже трижды прокляла этот ваш гребаный челлендж.

Стас и правда маялся за дверью. Бочком протиснувшись в кабинет и поминутно заикаясь, он промямлил, что, да, комикс и правда Женин. И да, он своими глазами видел, как она его рисовала и отправляла.

Глеб нахмурился. Ну, если так…

Полина раздраженным взмахом руки отпустила Стаса обратно за дверь и потерла лицо.

– Все, хватит с меня. Результаты остаются в силе. Дело закрыто. И отвезите уже меня кто-нибудь в ресторан, умираю от голода. – Отодвинув кресло-трон, она встала и закинула на плечо ремешок сумки, потеряв к Карине и Жене всякий интерес. – Макар, может, в «Поленце»? Или лучше на устрицы в «Марс»?

Таби тоже вскочила. Ее голос зазвенел от злости:

– Но это Катин комикс!

– Все-е-е, – протянула Полина. – С меня хвати-и-ит! Я убеждена, что если бы твою подругу и правда беспокоил этот комикс, она бы сейчас сама сидела передо мной. Но раз ей все это не интересно… У меня ни вопросов, ни сомнений больше нет. И научись держать себя в руках, пожалуйста.

В глазах Таби полыхнула такая ярость, что Глеб напрягся. В таком состоянии она была совершенно непредсказуемой! Перевернет стол? Набросится на Полину с кулаками? Начнет плеваться огнем, словно огнедышащий дракон?

Таби молча развернулась и выбежала за дверь, оставив ту распахнутой.

– Слава богу, этот день закончился, – буркнула Полина, потягиваясь. – Глеб, сядешь сзади, ладно? Мы с Макаром пока обсудим дела.

Глеб смотрел Карине вслед.

– Ау, Хлебушек?

– Без меня, – коротко ответил он и, не взглянув на изумленное лицо Полины, побежал за девушкой, которую любил.

Глава 30

Захар не отвечал.

Сколько бы Катя ему ни звонила, он не отвечал! Абонент находился вне зоны действия сети. Снова. И снова. И снова.

– Ну же. – Катя гипнотизировала телефон умоляющим взглядом. – Ответь мне!

Ринц и Даша тоже игнорировали ее звонки, и чем дольше они молчали, тем сильнее становилось гнетущее чувство… непоправимости. Еще немножко, и Катя пошла бы на крайние – крайнейшие! – меры и позвонила бы тете Вике, маме Захара, хотя это было худшим из возможных преступлений. Эта беспомощность ее убивала! Отрывала по нежному кусочку от ее нервной системы, словно чайка, которая потрошит разлагающийся на пляже труп тюленя.

Да уж, ну и сравненьице…

Дома Захара тоже, конечно, не было. Поэтому Катя, лежа на диване и глядя сквозь щелки опухших век на уже-не-тайную комнату, рыдала в обнимку с его дурацким коротким халатом. Все кончено? Неужели все правда-правда кончено? То, как он умничает, светится, пока шьет, и таскает тайком ее калорийные вкусняшки. То, как целует ее и безошибочно находит самые чувствительные местечки!

Вот это все… кончено?

Это казалось таким невозможным и вместе с тем неминуемым, что ее почти разрывало на части. Слишком много страха, паники, обреченности… Слишком много чувств для нее одной!

Спустя