Плавающая черта. Повести - Алексей Константинович Смирнов

- Да поживете у нас, Ефим, - Каппа Тихоновна погладила его по руке. - Ну что поделать, раз так вышло? Мы вас не тронем, на вас покойник висит в лесу. А потом как-нибудь сообразим с артуровыми метрами. Артура же больше нет. Кнопов нам подскажет, он понимает в этих делах.

- Ничего он не подскажет, - возразил Модест. - Ты разве не видишь, что они решили нас убивать?

- Верно, - жена посмурнела. - Так хорошо вчера сидели! Помирились. Мы же с ними ссорились, - поделилась она с ювелиром и доктором. - Но с Артуром решилось, и мы подумали, что пусть все останется в прошлом. Хотели отметить по-домашнему, а тут вы.

Повисла нехорошая тишина, намекавшая, что основное сказано. Зиновий Павлович встрепенулся, стремясь оттянуть неизбежное:

- А почему вы не стреляли, раз у вас был пистолет? Почему били и резали?

- Да я паршивый стрелок, к тому же баллистика всякая, пули, экспертизы, - Модест Николаевич поморщился. - Вы же смотрите кино. Всегда вычисляют, из чего стреляли, а потом и кто. Вдобавок я увлекся. Это, знаете, затягивает, когда голыми руками.

- Вам совсем, ни капли не стыдно? - спросил Греммо.

- Стыдно, - Каппа Тихоновна не стала возражать. - Нам очень неприятно.

Она, печальная при этих словах, внезапно повеселела и расцвела.

- Давай, Модест, - сказала она. - Заканчивай.

Все это время Греммо просидел на вчерашнем стуле, который хозяин, когда у него выдалась свободная минута, кое-как починил. Ремонт был, если можно так выразиться, предварительным. Как только Каппа Тихоновна призвала мужа действовать, ювелир невольно пошевелился чуть живее, и стул угрожающе затрещал. Греммо вспомнил, на чем сидит. Он чуть подпрыгнул, и слабого нажима хватило, чтобы ножка вновь поехала в сторону. Стул замер на миг, не веря в повторение потехи; ему казалось, что развлечения остались в прошлом, и он терзался невозможностью вмешаться в напряженную сцену. Замер и журнальный столик, который тоже извелся от скуки. В следующую секунду Греммо, удерживаясь на полусогнутых ногах, выдернул ножку из под себя и что было силы обрушил на голову Каппы Тихоновны.

Хозяйка, тоже встававшая в тот момент, пришла в такую растерянность, что даже слабый удар лишил ее равновесия. Греммо почудилось, что столик не выдержал и шагнул ей навстречу. Ставки были так велики, что этот предмет решился обнаружить свои способности. Всего на миг, но этого было достаточно. Каппа Тихоновна ударилась виском о тот же угол, что накануне разил Зимородова. Столик, едва не лопнувший от счастья, хрюкнул. Красный поднос - точно такой, с какого ел в институтской столовой Зиновий Павлович - соскользнул прямо под ноги ювелиру, умоляя взять его в дело. Предмет был пластмассовый, и Греммо догадался врезать ребром. Этого оказалось достаточно, переносица Каппы Тихоновны треснула, а ювелир снова вооружился отломанной ножкой и шагнул к Модесту Николаевичу.

- Берегись! - закричала жена.

Журнальный столик впечатался в лицо Модеста. Зиновий Павлович стоял во весь рост и отводил свой снаряд для нового удара. Он был сильнее Греммо, но и противник ему подобрался намного крепче Каппы Тихоновны. Зимородов отнял столик и мельком взглянул на его зеркальную поверхность, где отпечатался фас Модеста Николаевича. Сам же Модест, качнувшись назад, продолжал сидеть, ошеломленный до глубины души. Зиновий Павлович, не мешкая, повторил, и отпечаток украсился алым мазком.

- Заберите пистолет, - слабо пискнул Греммо, решимость которого пошла на убыль.

Зиновий Павлович не отважился на такой отчаянный поступок. Тогда Греммо сам, собравшись с остатками храбрости, прошмыгнул под его локтем и ловко выхватил оружие из-за пояса - не отнял, а украл, слямзил, стянул в режиме мелкого пакостничества. Ему оставалось гадко засмеяться и заплясать на одной ноге. Зимородов заметил, что второй пистолет, конфискованный у Каппы Тихоновны, уже торчит из кармана штанов ювелира.

Модест Николаевич прищурился, вытер лицо рукой и взглянул на след; перевел глаза на Зиновия Павловича. Каппа Тихоновна, заливаясь слезами, поднималась с пола.

Ювелир наставил на него ствол.

- Но вы-то и вовсе стрелять не умеете, - уверенно предположил Модест. - Верните по-хорошему.

- Дайте мне, - сказал Зимородов.

Не дожидаясь, когда Греммо сообразит, он вынул пистолет из его пальцев и что было силы нанес третий удар. Все происходило, будто во сне. Такие сны были знакомы доктору: со всех сторон неторопливо надвигаются убийцы, а спящий расстреливает их, бьет, крушит, но не столько убивает этим, сколько изумляет. Явь, однако, оказалась более благодарной и благосклонной к его усердию: он выбил Модесту глаз, и того наконец проняло. Модест Николаевич заревел глухим зверем и начал раскачиваться на постели из стороны в сторону.

- Бежим отсюда, - процедил доктор и бросился в коридор.

Ювелир побежал следом, но Каппа Тихоновна с воем оседлала его и поехала на закорках. Ее лицо с набухающим носом перекосилось от судороги; она вцепилась в пегую шевелюру Греммо и принялась драть.

- Не споткнитесь! - крикнул Зиновий Павлович, виртуозно огибая на бегу мертвого Кретова.

Позади усиливался рев.

- Стреляйте в него, Ефим!

- Я не умею, черт вас дери! - возопил Греммо. - Он правду сказал, он знал!

Учиться было некогда. Зиновий Павлович дернул на себя дверь, выскочил на площадку. Кнопов бесшумной кошкой уже восходил по ступеням. Они уставились друг на друга. Иммануил осклабился, а доктор нащупал на перилах банку. Она тоже заждалась, зависелась без дела; ее давно подмывало принять участие в каком-нибудь деле с тех пор, как она лишилась маринованных помидоров, своего законного содержания.

"Все зашевелилось и рвется в бой, - подумал Зимородов. - Это друзья".

Банка легко отцепилась и с удовольствием легла в его ладонь. Зиновий Павлович размахнулся и чиркнул по горлу Иммануила зазубренной крышкой. Банка застряла в хряще. Кнопов захрипел, а доктор подхватил банку за донце, резко согнул и накрыл ею нос и рот. Иммануил стал похож на поросенка с железным рылом. Еще он уподобился надевшему противогаз, чему способствовали круглые очки. Он начал падать, и Зиновий Павлович выдернул банку. Фонтаны крови брызнули наискось вправо и влево, обе сонные артерии были рассечены. За спиной Греммо успел стряхнуть хозяйку; Зиновий Павлович повернулся на пятках, взмахнул банкой и взрезал ей шею тоже. Каппа Тихоновна, едва свалилась с Ефима, вновь начала улыбаться и радушно трясти головой, несмотря на сломанный нос, и эта глумливая приветливость была страшнее оскала адских чудовищ. Она продолжала непонимающе улыбаться, когда запузырилась кровь. Каппа Тихоновна