Былые дни детей и псов - Сюэдун Чжан

Вторжение незваной гостьи прервало домашние дела матери. На самом деле она собиралась продолжить бесконечный разбор вещей, но, делать нечего, пришлось остановиться. Женщина представилась, назвавшись сестрицей Хуа из соседнего дома. Она просто проходила мимо и решила заглянуть. И тут же заверила, что впредь к ней можно свободно обращаться по самым любым вопросам, мол, дело житейское, она придет по первому зову. Продолжая точить лясы, сестрица Хуа туда-сюда прохаживалась по комнате, лапая то одно, то другое. Заметив в серванте какую-нибудь безделушку, она алчно распахивала свои раскосые глаза и принималась, цокая языком, расхваливать ее на все лады. Мать, глядя на ее поведение, не знала, что и сказать. Жалкий плач ребенка погасил пылкое любопытство бесцеремонной гостьи, возвратив ее к реальности.

– Ой, дай-ка мне взглянуть на бедняжку. Подумать только, какое наказанье!

Не получив от матери никакого разрешения, сестрица Хуа тем не менее протиснулась в комнату, чтобы посмотреть на брата Се Яцзюнь. Улучив момент, мать обернулась и сурово уставилась на Се Яцзюнь, словно укоряя: как она вообще пустила на порог эту женщину? Се Яцзюнь лишь высунула от удивления язык, чувствуя какое-то непонятное удовольствие: по крайней мере приход соседки хотя бы на время переломил настроение сегодняшнего вечера: в противном случае мать и дальше продолжала бы брюзжать. Как говорится, если женщина не в духе, она может копошиться по хозяйству как заведенная, словно решив за одну ночь переделать все дела в своей жизни.

Сестрица Хуа, чувствуя себя словно дома, приблизилась к кровати, деловито осмотрела малыша и успокаивающе залопотала:

– Не бойся, не бойся, ничего страшного, крошечка, у деток кожица нежная, обновляется быстро, скоро все заживет и следа не останется.

На самом деле глаза мальчика были перевязаны с такой тщательностью, что кроме ноздрей и нижней части личика разглядеть что-либо вообще было невозможно. Затем женщина вынула откуда-то из кармана янтарного цвета пузырек и, передавая его матери, сказала:

– Это юньнаньский порошок[9], спасенье от всех бед. В нашем поселке его ни за какие деньги не купишь. Смажь им рану, и ручаюсь, все сразу пройдет.

Это лекарство было так кстати! На какой-то миг мать опешила, сомневаясь, стоит ли ей принимать столь щедрый подарок: ведь еще секунду назад она мечтала выдворить эту женщину. На сей раз их переезд проходил в такой спешке, что многие вещи им пришлось запихивать абы как, поэтому теперь быстро найти среди них что-то нужное было проблематично.

Не дожидаясь, пока мать ответит что-либо, Се Яцзюнь протянула руку, взяла лекарство и несколько раз повторила:

– Спасибо, сестрица Хуа.

К ее удивлению, женщина заливисто рассмеялась. Смех ее звучал настолько звонко и разнузданно, что, казалось, отзывался в крыше и балках дома, с них даже посыпалась залежалая пыль.

– Ха-ха-ха, милая моя глупышка, как ты меня только что назвала? Тебе следует называть меня тетей, а «сестрица Хуа» я для твоей матушки! – сказав это, она тут же добавила: – Вы теперь с моей дочкой учитесь в одном классе.

Щеки Се Яцзюнь тут же зарделись пуще яблок сорта «Красный маршал», девочка нервно затеребила подол платья. Мать наконец-то проявила учтивость, как-никак гостья пришла к ним с самыми лучшими намерениями. Она тут же напустилась на Се Яцзюнь:

– А ну-ка, быстро завари для тети чай с сахаром! Чего встала как вкопанная?

С тех пор эта женщина, попросившая Се Яцзюнь называть ее «тетей Хуа», стала заглядывать к ним чуть ли не через день. Что до матери, то она в ее лице обрела человека, с которым можно было по крайней мере поговорить и прогнать скуку. Следует понимать, что в этот период мать как никогда нуждалась в человеке, который бы помог ей развеять одиночество. Немного позже Се Яцзюнь выяснила, что эту сестрицу Хуа прекрасно знает весь поселок. За глаза все называли ее «цветком-граммофоном», ведь, с одной стороны, в ее настоящем имени имелся иероглиф «цветок»[10], а с другой – у нее был нетерпимый к чужим недостаткам язык. Так что если в поселке во время свадеб или похорон случались какие-нибудь скандалы, то эта правоборница непременно была о них в курсе.

Из детей у сестрицы Хуа была лишь дочь, официальное имя которой звучало как Бай Сяолань, и училась она в школе средней ступени[11] в одном классе с Се Яцзюнь. Это была чернявая тощая девочка, щеки которой покрывала россыпь выразительных конопушек, будто она украдкой ела кунжут, нечаянно прилипший к ее лицу. Бай Сяолань страдала от заикания, особенно когда говорить приходилось на публике. В этом отношении ей было далеко до бойкой языкастой матери, и казалось очень странным, что она являлась ее родной дочерью.

Новость о том, что отец Лю Хо отправился на поиски сына, также растрезвонила сестрица Хуа.

В один из своих визитов она вдруг опустила свои тонкие веки и, тяжело вздохнув, сказала:

– Посудите сами, отцу и сыну и так-то жилось несладко, а тут еще такая неприятность. Мальчишка от испуга сбежал невесть куда, а отцу только головная боль. Этот горемыка один отправился на поиски, а народу-то у нас тьма. Вдруг не найдется мальчишка, что тогда делать?

По ее тону можно было подумать, что это семья Се Яцзюнь виновата в случившемся, что им вообще не следовало переезжать в их поселок, поскольку их внезапное появление разом разрушило царившие здесь мир и спокойствие. Настроение у матери в тот день и без того было мрачным, поэтому она ушла от ответа, воздержавшись от каких бы то ни было комментариев. Возможно, она просто не хотела портить отношения с соседкой, знакомство с которой свела буквально несколько дней тому назад.

4

Большинство жителей поселка прекрасно понимали: раз уж сестрица Хуа чуть ли не дважды в день бегает к дому Лю Хо, то ее новости – самые свежие. Говорят, что когда-то, до замужества, она была по уши влюблена в отца Лю Хо, но волею судьбы, по велению родителей и по неудачному стечению обстоятельств, сойтись им так и не удалось. В итоге она вышла замуж за шахтера, который уже долгие годы жил за счет того, что добывал уголь. Как-то вечером во время очередных посиделок с матерью Се Яцзюнь сестрица Хуа вдруг пожаловалась, заметив, что вся ее жизнь пошла по «угольной» полосе: мало того что живет с углекопом, так еще и дочь уродилось чернавкой!

Эти ее слова услышала корпевшая в соседней комнате над учебниками Се Яцзюнь. С одной стороны,