Современная иранская новелла. 60—70 годы - Голамхосейн Саэди

— Смотря что построят. Так-то.

— Тут середины нету. Или так, или эдак. А середины нет, — сказал фельдшер. Вторая санитарка туманно заметила:

— В любой стране и хорошее есть, и плохое.

— Крепче держи! — крикнула первая. Фельдшер заявил:

— Или человек пройдоха и мошенник, или он осел и дурак.

— А доктор Хашмати тоже гилянец? — спросила вторая санитарка. Полицейский крепче сжал ноги соседа. Из царапин у меня на пальцах уже сочилась кровь. Фельдшер сказал:

— Он из Пехлеви. Соображаете, где находится Пехлеви?

— Да, а вы слыхали, что сегодня было? — сказала первая санитарка. Из коридора донесся перезвон часов. Пробило полночь. Первая рассказывала:

— Сегодня доктор Эфтехар — Эфтехар Давахане — отправился куда-то на машине. Поставил машину, а сам вышел кое-чего купить. Ненадолго, ровно на десять минут. Возвращается и видит — ни фар, ни колпаков…

— Каких еще колпаков? — спросила вторая.

— Это на колеса надевают, — объяснил полицейский.

— Ты что, колпаков не видала? — удивилась первая. Фельдшер пробормотал:

— Вот нажрался! Все еще идет…

— Аждар, держи-ка крепче! — сказала первая санитарка. Вторая спросила:

— Ну, а дальше что было?

— То и было. Приходит, а все четыре фары и обе пары колпаков сперли. Всего за пять минут! Потом глядит, к стеклу еще какая-то бумажка приклеена. Уведомление, что стоянка запрещена.

Она залилась смехом. Вторая спросила:

— Так в чем дело-то было?

— Не дошло? — удивилась первая. — Да ты что, тоже, видно, — тут она опять перешла на рештский говор, — тоже белены объелась?

На этот раз захохотали все трое. Полицейский тоже засмеялся, произнес на диалекте «белены объелась», и все опять засмеялись.

— Здорово у тебя получается, Аждарзаде, — сказал я. Полицейский поправил:

— Аждарнежад.

Он произнес это с тем же рештским акцентом и, довольный, засмеялся.

Когда промывание закончили, фельдшер буркнул:

— Прекрасно, — выглянул в коридор и крикнул: — Кто следующий?

Но в коридоре никого не было, кроме тех двух ребятишек. Они все сидели на скамейке и, когда дверь открылась, стали с любопытством и с ужасом заглядывать внутрь. Фельдшер обернулся и сказал:

— Эти двое все сидят.

Мы усадили соседа на кушетку. Я снял пиджак, накинул ему на плечи, потом мы вместе просунули ему руки в рукава. Фельдшер сказал:

— Несколько часов надо за ним присмотреть, чтобы не спал.

Я спросил:

— А здесь его нельзя оставить?

— Вряд ли место найдется, — ответил фельдшер. А вторая санитарка подтвердила:

— Все полным-полно.

Мы вышли в коридор. Соседа я взвалил на плечи и теперь стоял в коридоре с этим грузом, а дети, прижавшись к стенке, таращили на нас глаза. Полицейский сказал:

— Ну, давай, потащили!

— Ему бы слегка передохнуть…

— Понесли, говорю!

— Нет, пусть все-таки немного придет в себя.

Я положил соседа на скамейку рядом с детьми. Бледный, измученный, он спал. Полицейский сказал:

— Я тебе говорю, поднимай его — и потащили.

— Сначала за такси сходи, — возразил я.

— Надо отнести его к дверям, чтобы не тратить времени, когда такси подойдет.

Я присел на корточки, взглянул в лицо соседа. Оно все распухло от ударов, но было совсем белым. Полицейский бросил:

— Пойду помою руки, — и ушел. Его шаги гулко разносились по коридору.

Руки у соседа были холодные. Я не мог больше видеть немой ужас детишек.

— Вставай, пошли, — сказал я и взвалил тело себе на плечи. Он словно стал еще тяжелее. Мы двинулись.

В конце коридора, у лестницы, мы подождали, пока полицейский вернется из туалета. Я прислонился к стене. Одна из санитарок направилась из процедурной в нашу сторону, миновала нас, поднялась по ступенькам и вышла во двор. Сноп света из полуоткрытой двери падал на пол прямо перед детьми. Высунулась голова фельдшера, он оглядел коридор и захлопнул дверь. Коридор казался длинным освещенным ящиком, в дальнем, глухом конце которого молча сидели двое детей. Я поднялся по ступенькам наверх.

На больничном дворе стояла глубокая ночь. Человек у меня на плечах тихо застонал. Тут полицейский нагнал нас, и мы пошли к проходной.

— Ну как — полегчало, слава богу? — спросил вахтер.

— Спит или нет? — осведомился полицейский.

— Пригони такси, — сказал я в ответ. Мужчина у меня на плечах снова застонал. Я втащил его в тесную проходную и уложил на кушетку. Полицейский отправился за такси. Я вышел наружу и стал в дверях.

— Он тебе кто? — спросил привратник.

— Сосед мой.

— Из вашего дома?

— Ну да, соседи.

— А что с ним случилось?

— Терьяку наглотался.

— А где ж он его добыл, терьяк-то?

Я задумался: «А действительно, где он его брал?» — и ответил:

— Я откуда знаю. У него спроси.

Вахтер продолжал:

— Говорят, терьяк теперь контрабанда, не достать.

Из глубины сада послышался шум подъезжающей машины.

— Если это санитарная, я попрошу, чтобы вас захватили, — предложил вахтер.

— Большое спасибо.

Ночь была ясная, в воздухе свежо. Из-за лиственниц больничного сада виднелись горы с заснеженными вершинами и чистое небо. Вахтер сказал:

— Кругом обман. Раньше терьяк увозили — золото привозили, теперь золото утекает, а терьяк к нам везут. Нынче героин называется.

Это оказалась машина «скорой помощи», и сторож попросил шофера подбросить нас. Я вытащил из кармана своего пиджака, надетого на соседа, пять туманов, дал их вахтеру — мол, когда полицейский вернется, пусть поделят, взвалил на спину свою ношу и вышел. Я уже собирался влезть в машину, когда подоспел полицейский — такси нигде не было. Он тоже сел в «скорую», и мы поехали.

По дороге мужчина открыл глаза, но голова у него кружилась, и он снова опустил реки. Шофер заявил, что высадит нас там, где ему надо будет сворачивать. Оказалось, это около того же полицейского участка. Полицейский сказал:

— Ну я пошел, у меня еще одно дело есть.

— Прощай, — отозвался я.

— Дал бы детишкам на молочишко. Бог тебя благословит.

Залезть самому в карман пиджака, надетого на соседа, было почти невозможно. Я сказал полицейскому:

— Сунь руку, вытащи мой бумажник.

Он полез в карман, сосед застонал. Я дал полицейскому чаевые, тот попрощался и ушел.

Улицы была пуста, легкий ветерок перебирал молодые листья чинары. Только стук моих каблуков нарушал тишину. Шаги звучали как-то непривычно, наверно от двойной тяжести на плечах. Человек на моей спине чуть шевельнулся, но тело по-прежнему висело вяло и расслабленно. Раз-другой он протяжно охнул. До дома оставалось совсем немного, когда он выговорил:

— Куда это мы?

— Полегчало? — спросил я.

— Где мы?

— Почти пришли.

— Куда пришли? — добивался он.

— Домой.

— Нет, куда ты меня тащишь?

— Мы идем домой.

— Пусти меня…

Пришлось поставить его на землю, но отпустить его я не мог — беднягу так и шатало. Я поддерживал его, а он, зажмурившись, чтобы преодолеть дурноту, кое-как переставлял ноги. Несколько шагов