История Глории - Стейс Крамер

– Ладно, нужно ехать.

Алекс садится в машину, а я продолжаю стоять с неимоверно гадким чувством на душе.

– Ты еще долго будешь там стоять?

Как же хочется сорваться и убежать, но я знаю, что одна я пропаду, и поэтому мне некуда деваться.

Я залезаю в салон. Машина трогается с места.

Пытаюсь вглядеться в темноту, но все равно ничего не вижу. Освещения на дороге нет. Лишь старые фары машины нас спасают. Меня снова начинает клонить в сон, но на этот раз я не собираюсь ему поддаваться. Автомобиль внезапно начинает вилять в разные стороны. Я смотрю на Алекса. У него красные глаза, пот струится по лицу, вид довольно жуткий.

– Тебе плохо? – спрашиваю я.

– Нет. Все нормально.

– Может, еще остановимся?

– Я же сказал, все нормально!

Я замолкаю. Его конкретно накрывает. Машина резко сворачивает на встречную полосу.

– Алекс, смотри на дорогу! – он меня не слышит, я чувствую, как его сознание постепенно исчезает. В следующий миг автомобиль съезжает с дороги, я ощущаю некую невесомость, сквозь темноту я пытаюсь понять, что происходит, и наконец до меня доходит – мы падаем.

– Алекс!!! – кричу я.

Колеса машины со всей силы ударяются о землю, и автомобиль с огромной скоростью скатывается со склона. Алекс пытается нажать на тормоз, но техника ему не подчиняется. В следующую минуту автомобиль во что-то врезается и переворачивается.

Мое сознание мгновенно отключается.

Day 35

Глубина. Вода ледяная, мышцы сковывает моментально. Все черное. Я ничего не вижу вокруг. Внутри меня еще есть немного воздуха, но его едва ли хватит, чтобы выжить. Я парю в воде. Еще минута, и воздуха не останется. В моих легких окажется вода. Я умру. Я смотрю вверх. Там светло и вода кажется теплее. Я помогаю себе руками и ногами, чтобы добраться до поверхности. Воздух предательски меня покидает, но еще немного, и я выберусь из этой проклятой глубины. Одна секунда, вторая, я захватываю ртом воздух, я наконец-то вынырнула. Я жива.

Резко открываю глаза, тяжело дышу. Пройдет несколько минут перед тем, как я пойму, что нахожусь вверх тормашками. Малейшее движение вызывает противный скрип металла. Я в машине, в подвешенном состоянии, меня удерживает лишь ремень безопасности. На моих руках кровь и порезы из-за разбитого лобового стекла. Я делаю усилие и поворачиваю голову – Алекс до сих пор без сознания. Я с трудом протягиваю к нему руку, снова раздается этот противный скрип.

– Алекс…

Я не чувствую никакой боли. Слышу лишь громкое биение своего сердца. Я жива. Я снова выжила. Мы находимся в этой машине давно, еще немного, и произойдет взрыв. Нужно выбираться. Отстегиваю ремень безопасности, ногой начинаю вышибать заклинившуюся дверь. С первого раза не получается, со второго тоже. Но на третий мне удается подчинить себе эту железяку. Я в прямом смысле выползаю из-под груды металла. Хватаюсь руками за землю, перестаю чувствовать едкий запах бензина, в нос ударяет чистый холодный воздух. Я еще долго лежу на земле, свернувшись калачиком. Мною одолевает чувство паники. Из-за долгого пребывания в перевернутом состоянии кровь бешено стучит в висках. Голова кружится. Ко рту подбирается рвота.

Я нахожу в себе силы, чтобы подняться. Осматриваюсь вокруг. Ни души. Ни звука. Здесь только я, Алекс и обломки машины. А что, если я уже умерла? Ведь после такой аварии я не чувствую совсем ничего. Хотя это, возможно, просто шок. Я, прихрамывая, обхожу автомобиль. Кое-как открываю водительскую дверь. Алекс тоже покрыт слоем запекшейся крови. На минуту мне показалось, что он совсем не дышит. Чувство паники накатывает с новой силой. Я цепляюсь за Алекса и начинаю вытаскивать его из машины. Это оказывается сложнее, чем я думала. Мне кажется, что еще немного, и мои сухожилия разорвутся от такой тяжести. Я закрываю глаза и мысленно себе говорю, что я обязана это сделать. Я тащу его. Голова начинает кружиться еще сильнее. Я сажусь возле него, и вот сейчас мне становится действительно страшно. Вся эта ситуация сама по себе ужасна. Мы разбились из-за того, что были под кайфом. Лучше бы я умерла, ведь теперь только от меня зависит жизнь Алекса.

– Алекс, очнись, – говорю я, ударяя его по щекам, – пожалуйста, очнись! – я чувствую, как из моих глаз потекли слезы. Он не дышит. Его грудь совсем не движется.

Я, не раздумывая, кладу одну ладонь на другую в области сердца Алекса и начинаю делать непрямой массаж. Одновременно заглатываю порцию воздуха и вдыхаю ему в рот. Когда-то в школе нас учили оказывать первую помощь. У меня просто безвыходная ситуация.

– Очнись! – делаю пятнадцать нажатий на грудину с двумя вдохами, движения получаются очень неумелыми.

– Очнись!!! – кричу я, не переставая делать нажатия. Теперь я начинаю чувствовать боль в запястьях, но мне все равно.

– Очнись!!!

Я кладу пальцы на шею и проверяю его пульс – я его ощущаю. Снова делаю искусственное дыхание. В этот же момент он открывает глаза.

– Алекс, ты жив! Слава богу! – я обнимаю его, слезы не прекращают скатываться со щек.

Я смотрю на него и ощущаю его боль. Он медленно дышит ртом, поворачивает голову, смотрит на машину. Я вижу в его глазах страх.

– Черт побери… – тихо говорит он, затем я замечаю, что ему становится еще больнее, – кажется, я вывихнул плечо.

Я аккуратно дотрагиваюсь до его руки, нащупываю на плече головку сустава, на лбу Алекса появляется холодный пот.

– Да… нужно его вправить.

– …сможешь?

– Я постараюсь, – неуверенно говорю я.

Крепко держу его запястье одной рукой, плечо другой и на счет «три» резко дергаю его руку. Алекс издает душераздирающий крик. Я не знаю, как я смогла это сделать. В меня будто вселился кто-то другой. Кто-то более сильный и отважный.

– Ну и сила у тебя, – говорит Алекс с зажмуренными от боли глазами, – …спасибо. Ты-то как?

– Нормально. В таких случаях обычно говорят, что мы родились в рубашке.

Мы оба чувствуем, как запах бензина становится еще более заметным.

– Черт! Сейчас здесь все рванет! – кричит Алекс.

– Давай, – я помогаю ему подняться, медленными шагами мы отдаляемся от машины, но через мгновение за нашими спинами раздается взрыв. Мы падаем. Уши моментально закладывает. Все заволокло черным дымом. Я смотрю на Алекса. Мы оба не по-детски дрожим.

– С добрым утром, – говорит он.

У меня начинается истерический смех. Мы смеемся в