Вечерний свет - Анатолий Николаевич Курчаткин

— Ну, вот так, — как бы подводя черту под своим сообщением, сказал Хлопчатников и, обойдя Вильникова, пошел к жене Матусевича.

Канашев постоял секунду в раздумье и пошел за ним следом.

Из-за глухого черного борта приехавшего катафалка дергано, толчками показался гроб. Его, видимо, только что вынули, он был по-дорожному закрыт крышкой, и мужчины, державшие его, натуженными от тяжести голосамн переговаривалнсь между собой, снимать крышку или нести с ней. Решили не снимать и, решив, выжали гроб на плечи, пошли по дороге, забирая вбок, к тропинке между могилами, но сзади что-то крикнули, и они остановились. Похоже было, что остановивший их не уверен, туда ли они двинулись. Молодая женщина с венком в руках быстрым, припрыгнвающим шагом зашла вперед них и встала перед гробом. Следом за исю, тоже с венком, прошел мужчина, но шел он медленно, словио бы с ленивостью, и встал не рядом с нею, не впереди, а сбоку, в нескольких буквально шагах от Евлампьева со Слуцкером и Вильниковым.

По стеклянно-плывущим глазам его было видно, что он уже «принял».

— Тоже хоронили? — спросил он сочувствующе.

Вопрос был совершенно неумсстный здесь, и никто из них троих ему не ответил.

— А мы вот товарища, — словно ему все-таки ответили и можно теперь поделиться своим, сказал мужчина. — Сорок один годок, в самом, считай, соку, а вот несем. И каб болезнь — ладно б, а то сам… В петлю залез.

Он замолчал, плывуще глядя на них и шумно дыша, теперь, после того, что он рассказал, было невозможно не ответить ему, хоть одним словом, хоть бессмыслицей какой-нибудь, и Евлампьев, словно именно к нему обращался мужчина прежде всего, пробормотал:

— Да… конечно…

— Слесарь какой был, — тут же отозвался на его участие мужчина, — золото — не руки! Вместе ж в бригаде, семь лет вместе, мне ль не знать? Утром в общаге встают на смену, дергают кабинку — закрыто, потом уже уборщица заподозрила, взломали, а он висит на трубе.

— Понятио,- проговорил Вильников с резкостью.

— Чего понятно, ничего не понятно, — сказал мужчина. — С бабой он пять лет как разошелся, комнату скоро обещали… чего тут понятно?!

— Пономарев! — озликнула ео женщина с венком.

Он оглянулся, женщина зовуще махнула ему рукой, и он, с прежнею медлительностью, пошел к ней.

— Вон и дочери идут, — сказал Вильников.

Дочери Матусевича крутились уже между крайними могилами, старшая вела младшую за руку, словно та была совсем маленькой и без помощи не нашла бы дороги. За ними, в резиновых сапогах, в расхлюстаниной до самого пояса рубахе с подвернутымн рукавами, шагал могильщик — молодой, не старше Ермолая, лет двадцати восьми, парень с густой русой бородой во все лицо.

— Садимся, товарищи! — разведя руки в стороны и собирающе помахав ими, скомандовал Канашев.

— Все, кончено дело. Идемте, — позвал Вильников Евлампьева со Слуцкером.

Хлопчатников распрощался с вдовой и быстро пошел им навстречу, к своей машине.

— До свидания, Емельян, — торопливо, на ходу пожал он руку Евлампьеву.По грустному поводу встретились…

Дочери Матусевича выбрались на дорогу, и могильщик, вынужденный до того тащиться за ними, резко прибавил шагу и, идя к стоявшей процессии, молча, обеими руками подавал ей знак: да сюда, сюда, ну что стоите! Расхлюстанная его рубаха от скорого шага пузырилась у него на боках двумя парусами.

Металлически хрустнула за спиной, открывшись, дверца «Волги» и спустя мгновение захлопнулась.

Семья Матусевича ехала сюда на катафалке, сейчас все они сели в автобус, в катафалк вообще не сел никто, мест в автобусе не хватило, и многим пришлось стоять.

— Емельян Аристархыч! — позвал Евлампьева со своего места Молочаев, показывая рукой, что уступает ему.

Это означало с его стороны как бы приглашение к примирению. Евлампьев устал, его разморило на солнце в надетом для строгости пиджаке, и он предпочел бы сидеть, но принять предложение Молочаева значило, в свою очередь, как бы, что он прощает его, забывает все случившееся между ними, и он отрицательно помахал рукой: нет, благодарю. Молочаев сидел через два сиденья от него, и его отказ вполне мог сойти и просто за нежелание пробираться так далеко.

Приехавшая процессия, возглавляемая могильщиком, заворачивала с дороги на тропку между могилами, гроб несли по-прежнему на плечах и так его и не открыли.

Все в автобусе, повернув головы, смотрели вслед процессии, не смотрели только жена и старшая дочь с сыном. Младшая смотрела, и на сонном пухлом лице ее с приоткрытым ртом было любопытство.

Шофер сомкнул створки дверей, включил мотор, дал ему немного поработать и стал разворачиваться. Промелькнула в окне хлопчатниковская «Волга», тоже разворачивавшаяся, но, когда наконец вырулили на прямую, ее уже не было рядом, срываемое ее колесами облачко пыли вилось далеко впереди и скоро исчезло за буйной кладбищенской зеленью.

Автобус приехал обратно к дому Матусевича. Сын заранее пробрался к двери и, когда автобус остановился, громко пригласил вссх подняться в квартиру, помянуть отца за столом.

— Что, Емельян, пойдем посидим? — сказал Вильников, останавливая Евлампьева, когда он сошел вниз. — Надо помянуть. Все-таки товарищ наш.

— Оно так. Но с другой стороны…— У Евлампьева было неясное, смутное ощущение чего-то нехорошего, стыдного в том, как они придут в квартиру Матусевнча, будут сидеть, есть, говорить о всякой разности, старательно стараясь ие упоминать имени самого Матусевича, а его жена с дочерями будут подавать им, подносить, уносить — будто в благодарность за оказанную помощь.— С другой-то стороны, Петр, что за поминание… если б мы сами собрались, а то на готовое… нужны мы сейчас там, семье его? Только, по-моему, обременять их.

— Да ну все равно ж пойдут все. Такой уж обычай. Чего тут мудрствовать?

— Ну да, обычай… конечно. То-то и оно…

— То-то, то-то, — подхватил Вильников, похлопывая его по руке своей крепкой мохнатой лапой. — Нам с тобой, кстати, поговорить надо. На тему госпремин. Вот и поговорим.

— А что о ней говорить?

— Что, Емельян!.. О том и поговорить — о премии. Список-то какой будет, знаешь? И тогдашний директор завода туда войдет, и главинж, и Максименко, что только мешал нам, но зато мы в его отделе работали… Да из научного института человек пять. Много примажется. Пойдет потом по списку красный