Повесть о днях моей жизни - Иван Егорович Вольнов

фамилии, еще с утра выехали, взяв с собой то, что могли. В два-три часа расхватали мебель, хлеб, одежду, книги, скот. Между мытищанами и жителями окрестных сел произошло побоище. Чтобы никому ничего не доставалось, запалили имение и стали отымать друг у друга добро и бросать в огонь. При громких криках "ура" качали урядника, с общего согласия наградили рябой коровой с теленком, беговыми дрожками, стенными часами без маятника и бронзовым бюстом одного из владельцев имения.

   -- Братцы, -- заплакал он,-- очень мне приятно, что вы меня уважаете...

   -- Ну, что ты!.. Да мы для тебя, эх!.. В ладу бы только жить, жаланнушка!.. В ладу бы!..

   С пожарища, пьяными от вина и непривычной обстановки, от только что совершенного разрушения, ударились по домам. По всему уезду загудел набат, зазвенели косы, засверкали вилы и ножи, и красный петух распростер над мертвыми под снежным саваном полями свои огненные крылья.

VIII

   В избу входит староста-- умный, хитрый мужик, притворяющийся простачком. Встряхивая волосами, истово молится на сидящего за столом отца.

   -- Здорово были! У нас, Иван, кто теперь за главного начальника по волости -- ты или шахтеришка? Получайте бумагу из города.

   Еще курятся экономии, не погребены убитые, дороги, как после сражения с неприятелем, усеяны обломками, лохмотьями, рассыпанным зерном. Мужики рубят помещичьи леса, режут скотину, боясь обыска, опускают мясо в мешках под лед, плуги закапывают в землю, увозят награбленное в овраги.

   Читаю поданный старостою листок.

   -- Про что тут? -- спрашивает староста.

   -- В случае, если сходка начнет свободы, чтобы докладывать исправнику.

   Староста засмеялся.

   -- Дай-ка я братеннику за цыгарку отдам, -- протянул он руку к предписанию.

   Громкие голоса за дверями, топот ног, стук о стену обиваемых лаптей, на пороге -- Галкин.

   -- Что, мошенники, живы? Ваня, братуха милая, подруженька золотая, здравствуй!.. Маланья Андреевна, сватьюшка, всё неможется?.. Настюня, сахарная моя!.. Петра Лаврентьич!.. Эх ты, господи!..

   За плечами его -- счастливо улыбающаяся мать.

   -- И минутки, озорник не посидел: к Ивану, да к Ивану, хоть кол ему на голове теши!.. Мед у Ивана-то?.. Четыре месяца ждала, глаз не смыкала, а он -- к Ивану, да к Ивану!..

   -- Что ж он тебе в зубы глядеть будет? -- фыркает из-за ее спины Дениска. -- "К Ивану, да к Ивану..." Ему теперь надо насчет работы толковать!.. Прошка, шел бы ты к шахтеру наперво, с этим у тебя ни черта не выйдет: он сейчас слюни распустит, овца!.. "Слобода в золотом венце"!..

   -- Ага, не ждали, не чаяли, поди? Ага, разбойники!..-- не обращая внимания на брата, вертелся по хате сияющий Прохор. Он побледнел в тюрьме, осунулся, оброс черной бородой. -- Думали, на веки вечные пропал? За сто рублей не выкупишь?.. А я, брат, прикатил... Жив-здоров, слава богу!.. Песни вам новые привез, прибауток разных.

   Галкин свистнул, щелкнул костылями, задрал стриженную голову вверх:

   Ах вы, синие мундеры,

   Абыщите все фатеры,

   Эй, лю-ли, ти-лю-ли,

   Сицалиста не нашли!..

   Дениска, отпихнув к залавку мать, пустился в пляс.

   Фить! Фить! Тру-ля-ля!

   Ходи хата, ходи печь,

   Хозяину негде лечь!..

   -- Й-их-й-их-иха-ха!.. Играй, Настюха, в губы!..

   -- Пляшешь, свищешь, молодец, -- укоризненно проговорила моя мать, хлопая Галкина ладонью. -- А поди-ка, намаялся в неволе-то?

   -- В какой неволе?

   -- В острожной, в какой же? Там ведь розгами бьют...

   -- Плети, плетень! -- перебил ее Дениска. -- Кто его может ударить такого!.. Ну-ка, расскажи, Прош, как так у вас...

   -- Там парод, парень, фартовый! Ночь -- на "винту", а день -- гуляй, слоняйся, сколько душе влезет!.. Оказия, ей-богу, право!.. Желедная дорога, пятое, десятое, народ поошалел, еда в глотку не лезет, что тут станешь делать?.. День, два, неделя, другая наступила, хоть караул кричи!.. Я, мол, ребята, кого-нибудь ножом пырну! У меня, мол, терпежу совсем нету!.. Глядим как-то, начальник летит при параде: "Братцы! Манифест!.. Свобода"!.. Фу-уты, отлегло от сердца!.. Собрал нас в коридоре, да как заплачет. "Что, бат, деется-то, господи!" -- и давай нам вычитывать... Союзы, свободные личности... народные избранники. Конокрадишка около него... Начальник обхватил его да целует, целует... "Братцы, все равны!.. Ура!.. Дождались солнышка!.." Надзиратели промежду себя христосуются, посля к нам полезли: слава ти, царица небесная, теперь нам земли нарежут, заведенья кой-какая будет!.. Сейчас попа из города, молебен, на колени, "многа лета, многа лета!.." А в городе колокола гудут, такой трезвон, ажио, может, за сто верст слыхать!..

   Теща, сидя на конике, не сводит радостно блестящих глаз с него. Отец, отложив шлею, которую чинил, улыбается, кивая головой. Галкин захлебывается, прыгает на лавке, крутит головою.

   -- Целый день по двору бегали, раз сто "ура" кричали. Пришел вечер, слышим: ребята, по местам!.. Что ты станешь делать?.. Шалите, мол, свобода -- так свобода, нечего там, не надобно было манифест вычитывать!.. Отворяйте ворота, желаем ночевать у себя дома! Уголовные узелки с рубахами держат под мышкой: сейчас первым делом в баню, острожную коросту смывать... Начальник побежал к исправнику, к прокурору: так и так, в видах всем свободы, заключенные не слушаются... А его оттуда в шею! Что бы-ло!.. У стены -- мещанишки, товарищи! Машут платками, с флагом!.. Человек, может, сто, а то и больше!..

   -- Опять -- сто!.. Что тебе далось -- все сто да сто?.. "Ура" кричали сто, колокола звонят сто, мещан подошло сто!.. -- недоуменно и сердито спросил Дениска.

   -- Цыц! Ты еще дурак!.. Переночевали ночь, другую, третью... Заполыхало, братцы мои, около-кругом поместьи эти самые... А-а, головушка наша горькая!.. Ломайте, ребята, двери, по добру не дождемся! Надзиратели -- которые помогают, которые стоят одаль, смеются, одного супротивного побузовали...

   Сегодняшний день изба наша -- сборная квартира.

   Узнав о возвращении Галкина, один по одному набиваются осташковцы.

   -- Пришел, Сергеич? Ничего здоровьишко-то?

   -- Побледнел как!.. Ишь ты, одни зубы торчат!..

   -- А болтали, что тебя к расстрелу присудили!..

   Примчался из Золотарева шахтер, где помогал мужикам громить имение, рассказывает про тамошнее происшествие: за главаря у золотаревцев -- питерский рабочий; мужики выбрали новое начальство; вчера к вечеру собрались в имение. Рабочий, перед тем как идти, предложил сходу назначить пятерых стариков распорядителей, которые бы следили за