Красная Поляна навсегда! Прощай, Осакаровка - София Волгина

– Да, много рыбы. Я сам ловил и на удочку и сетями. Вкусная рыба!

– Крупная?

– В основном, да. А река сама – красавица, я любил там купаться.

– Не холодная? – опасливо спросила Эльпида.

– Летом не холодная, а зимой замерзает, не пробьешь.

– Зимой у нас тоже здесь все подряд замерзает, – заметил, не спускавший глаз с нового знакомого, Митька-Харитон.

– А как же вы не замерзли, когда вы приехали туда в октябре, там ведь уже и снег лежал, – спросила Роконоца. – Нас тоже сюда привезли в самый холод. Уезжали – то еще тепло было в наших краях. Как это все у вас происходило?

– Ну как? – Алексис оглянулся на Ирини, перевел глаза на Роконоцу. Опустил глаза, потер переносицу, как бы собираясь с мыслями:

– Погрузили нас в сентябре. Посадили в полуторку четыре семьи, может знаете их: Анановых, Саввиди, Техликиди и нас. Около двадцати пяти человек, еще с грузом. Еле доехали до Адлерского вокзала Один ребенок сидел высоко на узлах, так чуть его не выбросило на повороте. Потом он, страдалец, умер, в первый же день как мы приехали в Нарым.

Кругом тайга, огромные ели и сосны покрыты снегом. Холодная красота, а мальчику, уже закоченевшему, пришлось выкопать могилу.

При этих словах Роконоца не сдержалась – беззвучно заплакала. Все знали причину слез, Ирини обняла маму за плечи.

– Мы тоже похоронили двоих братьев, как приехали, – объяснила она Алексису. Тот смущенно замолчал, виновато посмотрел на Роконоцу.

– Ты продолжай, продолжай, сынок. Рассказывай. Может там, где-нибудь встретился мой старший сынок Аристотель Харитониди, – попросил Самсон, а у самого набрякли веки, но до слез он, конечно, не допустил.

– Нет, такого не помню, – чуть подумав, сказал Алексис, – нас привезли туда сразу два эшелона, тысяч двенадцать. Так что, не мудрено, дядя Самсон, что возможно мне не пришлось его встретить, да ведь поначалу я совсем был пацаном.

– Мы все его Ариком называли, – не сдавался Самсон, с надеждой вглядываясь в глаза собеседнику. Алексис отвел глаза, промолчал.

– Такой тонкий, как струна. Ну, такой, как Митенька, – уточнила яя София.

– А, может, моего мужа пришлось встретить там, – смущаясь спросила Елени, Эльпидина мать.

– Как его зовут?

Константин Истианиди.

– Знал одного Истианиди, но он молодой парень, моего возраста, звали его Исак.

Елени и другие разочарованно вздохнули.

– Знаете, – продолжал свое повествование Алексис, – ведь в ту пору много эшелонов с греками отправляли. У меня был друг из Краснодара, грек Саша Феодориди. Он с семьей был депортирован в одном из эшелонов, которые шли из Краснодарского и Апшеронского районов. Всего было два поезда. Как рассказывал мне этот Сашка, он старше меня на пять лет, повезли их по железной дороге в Баку, потом всех сняли с поездов и загнали на пароход и привезли в Красноводск. В мае там уже было пекло, нечем дышать. Дети умирали десятками.

В Красноводске, в Туркмении, снова погрузили на эшелоны и отсюда они начали колесить по Средней Азии. Были они и в Самарканде, и в Хиве, потом их отправили на Урал, в Челябинск. Потом в Омск, оттуда снова в Среднюю Азию. Сначала в Казахстан в Кызыл-Орду, потом в Узбекистан, в Ташкент. Наконец, поезда повернули в Сибирь: через Новосибирск их привезли в Красноярск, а оттуда по районам – в Туруханский и Манский работать в леспромхозах. Вот так они путешествовали с мая до августа. Казалось бы, ну не нравится вам греческий народ, не внушает он доверия, так зачем же так мучить его? Отправьте в заранее намеченное место. Туда можно было доехать максимум за три недели, но не за три же месяца… Сколько народа умерло в этих эшелонах! Видимо, одним из главных желаний правительства было извести, как можно ощутимей греков, вселить страх и униженность.

Алексис говорил, как по книге читал. Все слушали его не прерывая. Каждый про себя удивляясь, какая у него складная речь на греческом языке.

– Боже мой, – схватился за голову Самсон, – за что же нашему народу такое издевательство?

Все молчали.

– Сынок, как же вы жили там? – спросила яя София. Она сидела, горестно подперев рукой подбородок и жалостливо глядела на Алексиса.

– Так и жили, – виновато улыбнулся ей рассказчик, – а я учился в интернате вместе с младшим, Сашки Феодориди братом, Соломоном. А Сашка приезжал навещал его. Они позже перебрались с Туруханского района к нам, в Колпашево.

За три дня Алексис немало поведал о Сибирской жизни, из которой явствовало, что там много обжитых сел и городов, со школами, техникумами, училищами, магазинами, заводами, в некоторых даже есть электрический свет, как, например, в поселке Рыбинске, где жил с семьей старший брат Харлампий и работал в леспромхозе. Приходилось бывать на реке Анга, что в поселке Палочка с населением в примерно тысяча человек, и реке Суйга в поселке Городецком. Туда Алексис возил мешки со льном, который выращивал колхоз «Суйга». На этой же реке, немного севернее находится город Колпашево, где и проживала вся сосланная семья Метакса. Реки там зимой промерзают на два-два с половиной метра. Народ ездит на нартах, запряженных в оленьи, и собачьи упряжки. Есть такие особые собаки-ляски и лайки. А весной, Колпашево немного притапливает половодьем и комаров с мошкарой – тучи на тучу. Чтоб спастись от их нашествия, народ замачивает в керосине сетки и надевает на головы.

Очень Алексис хвалил сибирскую ядреную картошку. Каждая семья ее сажала поздней весной. Она помогла выжить ссыльным народам. Главный город области – Томск, на реке Томь. Красивый старинный город. Туда Алексис приплыл летом из Колпашева вместе с сестрой Валентиной на корабле «Карл Маркс» поступать в институт, но у них даже документы не приняли, потому, как дети врагов народа.

– А, как же, Сталин сказал: дети за отцов не отвечают? – усмехнулся Генерал.

– Об этом и я спросил там у людей в приемной. Но мне ничего не ответили. Сказали – нельзя и все.

Алексис щелкнул пальцами, показывая свое удрученное состояние из-за неудачного поступления, и глянув на Генерала, добавил:

– Так, что слова Сталина, это только слова.

Генерал несогласно тряхнул головой:

– Да, нет. Сталин здесь ни при чем! Это негодные советники вокруг него воротили всеми делами и не все докладывали ему.

– Многие так думают. Их трудно переубедить в обратном, – улыбнулся Генералу Алексис, – но лично я думаю, что Сталин знал все.

– Тише, – сказала осторожная Роконоца, – тише вы, не