Финеас Финн - Энтони Троллоп

уверила себя, что власяница и пепел сделали свое дело и опасность миновала. «Он мне нравится, и я привязана к нему, – торжествующе говорила себе она, – но более не думаю о нем как о возможном возлюбленном». И все же теперь ей было мучительно, нестерпимо больно оттого, что тот, кого она сумела выбросить из сердца, смог сделать то же самое с ней. Она не могла не осыпать его самыми горькими упреками. Сперва это было легко: она заступалась за брата, обвиняя в предательстве дружбы, Освальда и ее собственной. Это было достаточным резоном, и все хлесткие слова звучали оправданно – даже для нее самой. Но теперь резонов больше не было, а стремление уязвить Финеаса оставалось. Она желала обвинить его в непостоянстве, но так, чтобы не скомпрометировать себя.

– Права! – воскликнула она. – Какие у вас могут быть права?

– Лишь право на борьбу в равных условиях.

– Но вы приходите ко мне, чтобы сделать условия неравными. Ко мне, потому что я ее подруга. Вы не можете завоевать ее сами и мните, будто вам помогу я! Но я не верю в вашу любовь к ней. Вот! Не имей я никаких иных причин и будь свободна помогать вам, и тогда я не стала бы этого делать, потому что считаю ваши чувства фальшивкой. Она красива, у нее есть деньги…

– Леди Лора!

– Она красива, у нее есть деньги, и о ней везде говорят. Не удивлена, что вы ее возжелали. Но, мистер Финн, я верю, что Освальд действительно любит ее, а вы нет. Его натура глубже вашей.

Теперь, слыша ее голос и видя ее черты, он понял все. На лице у нее ясно читалось spretæ injuria formæ [29] – гнев женщины, которой предпочли другую. Сама она осознавала это смутно, но не более. Как бы ни был слеп наш герой до сих пор, глаза наконец открылись даже у него, и он понял, до чего глупо себя вел.

– Простите, что пришел к вам, – проговорил он.

– Напрасно вы это сделали.

– И все же, быть может, к лучшему, что между нами не осталось недопонимания.

– Я, разумеется, должна рассказать все брату.

Финеас замешкался лишь на мгновение, а затем ответил резко:

– Он знает.

– От кого?

– Я написал ему сам, едва понял свои чувства, ибо счел, что это мой долг. Но письмо затерялось в пути – он получил его только на днях.

– Вы виделись с ним с тех пор?

– Да, виделся.

– И что он сказал? Как он это принял? Смирился ли он с вашим поступком?

– Конечно же, нет, – улыбнулся Финеас.

– Скажите мне, мистер Финн, что произошло? Что теперь делать?

– Делать ничего не нужно. Все уже сделано. Думаю, мне лучше сказать вам прямо. Не сомневаюсь, вы сохраните секрет – и ради меня, и ради вашего брата. Он потребовал, чтобы я либо отказался от своих намерений, либо… дрался с ним на дуэли. И так как я не мог выполнить первое требование, я был вынужден согласиться на второе.

– И был поединок?

– Да. Мы отправились в Бельгию, и все решилось очень быстро. Он ранил меня сюда, в руку.

– Но что, если бы вы убили его, мистер Финн?

– Это, леди Лора, было бы несчастьем столь ужасным, что я счел своим долгом такого не допустить. – Он умолк, сожалея о своих словах. – Вы застали меня врасплох, и я сказал то, чего не должен был. Я ведь могу рассчитывать, не правда ли, что никто, кроме вас, об этом не узнает?

– Да, вы можете быть в этом уверены, – грустно ответила она.

Ни в ее голосе, ни в манерах ничто теперь не напоминало недавнюю фурию. Оба не сознавали до конца, что между ними происходит, но, говоря по правде, леди Лора вновь поддалась влиянию человека, который стоял сейчас перед ней. Да, она упрекала его за каждое слово, за все, что он сделал и что намеревался сделать, и все же не могла заставить себя его презирать или хотя бы разлюбить. Теперь ей было известно все – кроме тех слов, которыми обменялись Вайолет и Финеас во время прогулки по парку Солсби. Но она подозревала кое-что и в этом отношении, будучи уверенной, что единственное, о чем Финеас промолчит, – это его собственные успехи, если таковые были.

– Итак, вы и Освальд поссорились и дрались на дуэли. Вы поэтому отсутствовали?

– Да, поэтому.

– Как это дурно с вашей стороны! Очень, очень дурно! Если бы он был убит, как бы вы смогли взглянуть нам в глаза?

– Я бы не смог.

– Но это в прошлом. Вы расстались друзьями?

– Отнюдь. Согласившись – очень неохотно – на дуэль, я не мог пообещать ему после, что откажусь от мисс Эффингем. Вы говорите, что сейчас она примет его предложение. Пусть он приедет и попробует.

Ей нечего было больше сказать, ни одного довода не осталось, но сердце по-прежнему жгла обида, заставляя леди Лору чувствовать себя несчастной и толкая причинить боль тому, кто был ей так дорог. Если бы она только могла! Но она была слаба и беспомощна. Она выпустила все стрелы – все, кроме одной, отравленной, но та ранила бы ее куда сильнее, чем его.

– Дуэль была глупостью, – сказал Финеас. – Вы никому не расскажете об этом?

– Нет. Разумеется, нет.

– Я рад, что, по крайней мере, открылся вам.

– Не знаю, чему тут радоваться. Помочь вам я не в силах.

– Но вы не станете ничего говорить Вайолет?

– Я скажу ей все, что может пойти на пользу Освальду. О дуэли я умолчу, но сверх того вы не вправе требовать, чтобы я хранила от нее секреты. Вам лучше уйти сейчас, мистер Финн, потому что мне нездоровится. И запомните: если вы выбросите из головы эту пустячную затею с мисс Эффингем, я забуду обо всем тоже. Как и Освальд – за него я ручаюсь, – она с улыбкой подала ему руку, и он откланялся.

Леди Лора поднялась на ноги, прощаясь с Финеасом, и продолжала стоять, ожидая, пока за ним не закроется наружная дверь. Убедившись, что он ушел прочь из ее дома, она уронила голову на подлокотник софы и горько зарыдала. Она больше не злилась, и в душе ее не было желания отомстить. Теперь ей не хотелось причинить ему боль, как хотелось, пока он был рядом. Напротив, она тут же, почти не задумываясь, решила, что лорд Брентфорд не должен ничего знать о произошедшем, чтобы политическая карьера молодого депутата от Лафтона не пострадала. Осыпать его упреками было справедливо или по крайней мере по-женски, но от любого осязаемого ущерба она станет защищать его, сколько позволят силы. Отчего же теперь она так горько рыдает? Разумеется, она спрашивала себя об этом, отирая слезы руками: отчего она плачет?