О всех созданиях - Джеймс Хэрриот

куда сподручнее – прежде-то за день так по полю находишься, что ног под собой не чуешь!» Но любовь к лошадям он сохранял в полной мере – то чувство товарищества между работником и рабочей лошадью, которое крепло в нем с дней детства и осталось у него в крови навсегда.

В следующий раз я приехал в Харленд-Грейндж к откармливаемому бычку, который подавился куском турнепса, но пока я возился с ним, хозяин, мистер Гиллинг, попросил меня взглянуть на старого Барсука.

– Он что-то все кашляет. Может, конечно, возраст, но вы все-таки его посмотрите.

Старый конь теперь стоял в конюшне в полном одиночестве.

– Трехлетку я продал, – объяснил фермер. – Но старичка придержу. Не трактор же гонять, если надо какую-нибудь мелочь перевезти.

Я покосился на вытесанное как из гранита лицо. По виду его никак нельзя было заподозрить в мягкосердечии, но я догадался, почему он не расстался со старым конем. Ради Клиффа.

– Ну, Клифф, во всяком случае, будет рад, – сказал я.

Мистер Гиллинг кивнул:

– Да уж, другого такого лошадника поискать. Водой не разольешь. – Он усмехнулся. – Помнится – хоть и давненько это было, – как Клифф поругается со своей хозяйкой, так уйдет в конюшню на всю ночь посидеть с лошадками. Сидит там час за часом и покуривает. Он тогда еще табак не жевал.

– А Барсук у вас тогда уже был?

– Угу. Мы ж его вырастили. Клифф ему вроде бы как восприемник. Дурачок, помню, задницей вперед шел; уж мы повозились, чтобы его вытащить! – Он улыбнулся. – Наверное, потому Клифф всегда его и отличал. Работать на Барсуке никому другому не давал, только сам – год за годом, год за годом. И до того им гордился, непременно ленты ему в гриву вплетет и все бляхи на упряжи начистит, если, скажем, ехал на нем в город. – Он задумчиво покачал головой.

Дряхлый коняга оглянулся с легким любопытством, услышав мои приближающиеся шаги. Ему было под тридцать, и весь его облик говорил о тихой старости: торчащие тазовые кости, поседелая морда, провалившиеся глаза, полные благожелательности. Я собирался измерить температуру, но тут он издал резкий лающий кашель, который подсказал мне, что с ним такое. Минуты две я наблюдал, как он дышит, и второй симптом также оказался налицо. Дальнейшего осмотра не требовалось.

– У него запал, мистер Гиллинг, – сказал я. – А точнее – эмфизема легких. Видите, как у него дважды вздергивается живот при выдохе? Дело в том, что его легкие утратили эластичность и, чтобы вытолкнуть из них воздух, требуется дополнительный нажим.

– А причина в чем?

– В первую очередь, конечно, возраст. Но он немного простужен, вот все и стало гораздо заметнее.

– Но пройти-то может? – спросил фермер.

– Ему станет полегче, когда он разделается с простудой, но совсем здоровым, боюсь, ему уже никогда не быть. Я дам вам лекарство, которое смягчит его кашель. Подмешивайте ему в воду.

Я сходил к машине и вернулся с отхаркивающей мышьяковой микстурой, которой мы тогда пользовались.

Прошло примерно полтора месяца, и как-то вечером часов около семи мне опять позвонил мистер Гиллинг.

– Вы бы не приехали поглядеть Барсука? – спросил он.

– А что с ним? Опять плохо дышит?

– Да нет. Кашлять он кашляет, но вроде бы особенно из-за этого не мучается. Нет, у него, по-моему, колики. Сам я уехать должен, так вас Клифф проводит.

Старый работник ждал меня во дворе с керосиновым фонарем. Подойдя к нему, я с ужасом воскликнул:

– Боже мой, Клифф! Что вы с собой сделали?

Лоб и щеки у него были сплошь в ссадинах и царапинах, а нос, весь ободранный, торчал между двумя синяками.

Тем не менее он ухмыльнулся, а в глазах у него запрыгали смешливые искорки.

– Да с велосипеда грохнулся. Наехал на камень, ну и перекувырнулся через руль задницей кверху. – При этом воспоминании его разобрал хохот.

– Но, черт подери, почему вы к доктору не сходили? Нельзя же вам разгуливать в таком виде!

– К доктору? А чего у них время зря отнимать? Эка невидаль! – Он потрогал рассеченный подбородок. – Один денек пришлось-таки перевязаться, а теперь все поджило.

Я только головой покачал и пошел за ним в конюшню. Он повесил фонарь на столб и направился к коню.

– Ума не приложу, что с ним такое, – сказал он. – Вроде бы ничего такого нет, а все-таки не все у него в порядке.

Особых признаков сильной боли заметно действительно не было, но Барсук все время переступал с ноги на ногу, словно ощущал какую-то неловкость в животе. Температура оказалась нормальной, и никаких симптомов возможных болезней мне обнаружить не удалось.

Я еще раз оглядел его с некоторым сомнением:

– Может быть, и правда легкая колика. Во всяком случае, ничего такого не заметно. Я впрысну ему кое-что, чтобы он успокоился.

– Ну и хорошо, хозяин, – сказал Клифф, глядя, как я достаю шприц, и обвел взглядом конюшню до полного теней дальнего конца. – А непривычно как-то, что всего тут одна лошадь стоит. Я ж ведь помню, когда их тут было полным-полно, уздечки со столбов свисают, а прочая сбруя на стенке позади них так и посверкивает… – Он переложил жвачку от одной щеки к другой и улыбнулся. – Черт подери! Я тут каждое утро с шести часов корм им задавал, к работе готовил, и уж можете мне поверить, это ж чистая картина была, как мы все выезжали отсюда пахать на самой зорьке. Шесть пар лошадок упряжью побрякивают, а пахари бочком у них на спинах сидят. Ну прямо тебе процессия!

Я улыбнулся:

– Раненько вы начинали, Клифф.

– Угу, черт дери. А кончали поздно. Вернемся, дадим лошадкам пожевать чего-нибудь, сбрую снимем и идем повечерять. А потом опять сюда, да гребнем, да щеткой весь пот, всю грязь с них и соскоблим. А потом зададим корму по-настоящему – и отрубей, и овса, и сена, чтобы хорошенько подзаправились перед завтрашним днем.

– Так у вас и вечера свободного вовсе не оставалось?

– Что так, то так. Отработали – и на боковую, оно верно. Да только мы об этом и не думали вовсе.

Я подошел к Барсуку, чтобы сделать инъекцию, и вдруг опустил шприц. По телу старого коня пробежала легкая судорога, еле заметное напряжение мышц, потом он на секунду вздернул хвост и снова опустил.

– Что-то тут другое, – сказал я. – Клифф, выведите-ка его из стойла. Я погляжу, как он пройдется по двору.

И когда его копыта застучали по булыжнику, мышцы вновь напряглись, а хвост вздернулся, у меня в мозгу словно что-то вспыхнуло. Я быстро подошел к нему и похлопал по