О всех созданиях - Джеймс Хэрриот

И конечно, фермеры постоянно присылали Джеффу труп животного, которое я лечил, и просили Джеффа объяснить, чего с ним приключилось-то, и вот тут возникали некоторые трения, так как Джефф получал в свои руки немалую власть и редко удерживался от соблазна пустить ее в ход. Пусть он не умел ни читать, ни писать, зато обладал великой профессиональной гордостью; он не любил, чтобы его называли живодером, предпочитая более благозвучное «скорняк». Он твердо верил, что, более двадцати лет потроша трупы больных животных, знает больше любого ветеринара в мире, и беда была в том, что фермеры были с ним совершенно в этом согласны.

Мой день бывал бесповоротно испорчен, если в приемную заглядывал фермер и сообщал, что Джефф Мэллок снова опроверг мой диагноз. «Эй! Помните корову, которую вы лечили от недостаточности магния? Ну, она так и зачахла. Я ее к Мэллоку отправил. Так знаете, что с ней было-то? Червяк в хвосте. Джефф говорит: вам бы хвост отрубить, так она встала бы и пошла себе здоровехонькая».

И бессмысленно было возражать, что червяков в хвосте вообще не бывает. Джефф, он уж знает! И дело с концом.

Если бы Джефф использовал свои бесценные возможности, чтобы приобрести какие-никакие начатки знаний, все было бы не так уж плохо. Но он создал собственноручно кошмарную патологию и подкреплял ее всякими отдающими черной магией рекомендациями, которых набрался от наиболее невежественных фермеров. У него было четыре дежурных недуга – застой в легких, черная гниль, язвы нутра и красные камни. Этот квартет ввергал в дрожь ветеринаров на много миль вокруг.

Еще один крест, который, по его милости, приходилось нести ветеринарам, была его уникальная способность только взглянуть на мертвое животное и с места в карьер определить причину его смерти. Фермеры, благоговевшие перед этим его даром, постоянно спрашивали у меня, почему я не могу так. Но невзлюбить Мэллока было невозможно. Какой же человек устоит перед шансом стать непререкаемым авторитетом? И за его поведением не крылось никаких коварных намерений. Тем не менее иногда оно приводило к неприятным ситуациям, и я всегда старался вовремя оказаться на месте. И особенно когда речь шла об Айзеке Крэнфорде.

Крэнфорд был суровым человеком, человеком поистине чугунным. Извлекающий максимум из любой сделки, любой ценой добивающийся своего, он слыл скаредом в краях, где бережливость была в крови у всех. Ему принадлежали чуть ли не самые плодородные земли в долине, его шортгорны постоянно получали призы на выставках, но друзей у него не было. Мистер Бейтсон, его северный сосед, охарактеризовал его так: «Этот малый блоху обдерет ради ее шкуры». Мистер Диксон, его южный сосед, придерживался другой точки зрения: «Если он наложит лапу на фунтовую бумажку, только ее и видели!»

Эта утренняя встреча уходила корнями в предыдущий день. Мистер Крэнфорд позвонил днем:

– У меня корову молнией убило. Валяется мертвая на лугу.

Я удивился:

– Молнией? Вы уверены? У нас сегодня грозы не было.

– Может, у вас и не было, а у нас тут была.

– Ну-у… хорошо. Я подъеду осмотрю ее.

По дороге на ферму я предвкушал предстоящий разговор без всякого удовольствия. Вопрос о молниях был очень щекотливым. Все фермеры были застрахованы от ударов молний – это входило в страхование от огня, и после сильной грозы ветеринаров часто вызывали осмотреть погибших животных.

Страховые компании особенно не придирались. Если они получали официальную справку, подписанную ветеринаром, что причиной смерти он считает молнию, то обычно выплачивали премию без всяких осложнений. В сомнительных случаях они просили сделать вскрытие или обращались за вторым мнением к другому ветеринару. Трудность заключалась в том, что никаких четких диагностических признаков такого рода смерти не существует. Разве что иногда повреждения подкожных тканей, но практически ничего больше. В лучшем случае на трупе были типичные следы ожога – от уха вниз по ноге к опаленной траве. Ну или животное находили под деревом, которое, несомненно, само было расщеплено молнией. Тогда поставить диагноз труда не составляло.

Девяносто девять процентов фермеров хотели, чтобы все было по-честному, и, если ветеринар обнаруживал другую четкую причину смерти, они принимали его заключение философски. Но оставшийся процент мог всю душу вымотать.

Мне довелось присутствовать при беседе Зигфрида со стариком, который вызвал его засвидетельствовать смерть от молнии. Длинные полосы опаленной шерсти были абсолютно классическими, и Зигфрид, разглядывая их, впал в почти лирический тон:

– Просто чудо, Чарли, просто чудо, я никогда еще не видел более типичных следов ожога. Вот только одно. – Он обнял старика за плечи. – Такая жалость, что вы капнули стеарином на кожу!

Старик всмотрелся и стукнул по ладони.

– Чтоб ему! Ваша правда, мистер! Подпортил я, ничего не скажешь. А как старался-то. Целый час убил на это дело, чтоб ему.

Он удалился, продолжая бурчать. Он ничуть не смутился и только негодовал на свою досадную промашку.

Но этот случай, раздумывал я, пока каменные стенки неслись за окошками машины, будет совсем другим. Крэнфорд привык настаивать на своем, прав он был или не прав, и если сегодня по его не выйдет, не избежать кучи неприятностей.

Я въехал в ворота фермы и покатил по аккуратной асфальтированной дороге через луг. Мистер Крэнфорд стоял неподвижно посреди двора, и меня не в первый раз поразило его сходство с голодной хищной птицей. Сгорбленные узкие плечи, выдвинутое вперед лицо с носом-клювом, темное пальто, свободно свисающее с костлявого тела, – я бы не удивился, если бы он вдруг захлопал полами и взлетел на крышу коровника. Однако он только нетерпеливо кивнул мне и торопливой подпрыгивающей походкой зашагал к лугу позади дома. А на лугу – ни единой живой изгороди, ни дерева, ни даже кустика. Тешившая мое воображение картина трупа под расщепленным обугленным деревом тотчас исчезла, оставив после себя тревожную пустоту.

Мы остановились возле коровы. Первым заговорил мистер Крэнфорд:

– Молния, это точно. Другому-то и быть нечему. Сначала грозища, каких мало, а потом гляжу – она тут валяется, а корова была из лучших.

Я оглядел траву вокруг крупной даже для шортгорнов коровы. Куски дерна были выворочены, оставив проплешины.

– Но ведь она не просто упала тут, верно? Она билась в судорогах. Видите – комья земли около копыт.

– Ладно, в судорогах. Так судороги-то от молнии начались.

У мистера Крэнфорда были маленькие злобные глазки, и они перебегали с воротничка моей рубашки на пояс макинтоша, на резиновые сапоги. Он никогда никому не смотрел прямо в лицо.

– Не думаю, мистер Крэнфорд. Для удара молнии характерно, что животное гибнет сразу же. У