Санька-умник 2 - Сергей Анатольевич Куковякин

Санька-умник 2

Глава 1

Санька-умник 2

Глава 1 Я и немец

— Aufstehen!

Как бы немного через вату донеслось до меня. Так иногда после самолета бывает.

Встать?

Если я встану, ты, сука, ляжешь… Причем — навсегда. Никакая реанимация тебе уже не поможет…

Я лежу дальше — что-то душевных сил встать у меня нет. Вернее, даже — желания.

Не хочу я вставать.

Хрен тебе, немец, на всю твою глупую рожу…

— Hände hoch!

Что? Прямо, вот так? На самом деле?

Меня на смех пробивать начало.

Начинается…

Просто — настоящее кино и немцы…

Представил я себе, как всё это со стороны выглядеть будет.

Лежит мужик и руки вверх протягивает. К солнышку. Сейчас уже, скорее к луне…

— Aufstehen!

Так, так, так… По второму кругу немца понесло…

Это, что — в плен меня берут?

Не хочу я в плен, не надо мне этого… Совсем не надо.

Наши-то, что — спят? Совсем мы недалеко от штаба родного танкового батальона отъехали, а они напрочь не видят и не слышат, что делается?

Тут военфельдшера Александра Котова в плен взять хотят, а они и не чухаются…

Так мне что-то обидно стало. Чуть не до слез.

Понимаю, что всё это у меня на фоне кровопотери. Мозгам кислорода не хватает, вот и мечется туда-сюда моё настроение. В такой ситуации — у кого как. Разные могут быть реакции.

Мля…

Он ещё и пинать меня вздумал!

Совсем козлу рогатому неймется!

Бог, он всё видит. Допинался немец.

Звук очереди из ППШ мне хорошо знаком.

Её результат — тоже.

Наши!

Не бросили! Выручили!

Правильно, наши — своих не бросают…

Глава 2

Глава 2 В сортировочно-эвакуационном отделении

— Котов, на перевязку!

Нашли время! Какая может быть сейчас ещё перевязка⁈ Раненые в товарных объемах поступают, их сортировать надо…

В настоящее время я прохожу лечение в медсанбате и там же коллегам помогаю.

Плена чудесным образом я миновал. А может даже и смерти. Надоело бы немцу меня пинками с земли поднимать и вполне пристрелить он меня мог.

Спасибо и поклон до земли мужикам из нашего танкового батальона — не дали погибнуть.

Рана у меня была не так чтобы очень и тяжелая, просто крови я потерял достаточно много. Вовремя надо перевязываться, вовремя! У меня же этого не получилось.

В тыл отправлять меня не надо было, медсанбата с такой раной за глаза хватит. Вот я и здесь сейчас. Лечусь и одновременно помогаю.

Так-то, конечно, поступающих раненых должен кто-то поопытней меня сортировать, но…

Корпус наступает и медсанбату приходится постоянно передислоцироваться. Окопаться, какие-то укрытия соорудить совершенно некогда.

Переместимся мы вслед за боевыми частями и сразу готовимся к приему раненых, а они поступают, поступают, поступают…

Немецкая же авиация нас, как и другие тыловые подразделения, бомбит, бомбит и бомбит…

Кругом всё рвётся, свистит, летят комья земли…

Хочется куда-то спрятаться, в землю зарыться, найти какую-то канавку, овраг, залечь в воронку. По солдатскому поверью, бомба или снаряд в воронку не попадает.

Попадает, ещё как. Просто, за милую душу…

Отделение медсанбата, которое всегда первое должно быть наготове, это — сортировочно-эвакуационное. Так оно официально называется. Мы между собой его приемно-сортировочным называем. Почему? Скажу сразу — не знаю.

Так-то, конечно, сортировали раненых и за полтора тысячелетия до нашей эры. Об этом ещё в папирусе Смита сказано. Делили их тогда на излечимых, сомнительных и безнадежных. Однако, до ума это дело довел всё же Николай Иванович Пирогов. Он теоретически учение о медицинской сортировке обосновал, претворил его в жизнь и доказал на практике её необходимость и эффективность.

Вот и помогаю я сейчас в медсанбате распределять поток раненых и больных на группы по признаку нуждаемости в однородных профилактических и лечебно-эвакуационных мероприятиях.

В этом деле со времен Пирогова мало что изменилось. Разве, только терминология немного другая стала. Так и делим мы всех поступающих, как и при Николае Ивановиче, на безнадежных, которым нужны уже только «утешители», а не врач, очень тяжелых, которым требуется срочная медицинская помощь, тяжелораненых, которые могут немного подождать, что не создаст опасности для их жизни и здоровья. Четвертый вид поступающих — раненые, которым нужно оказать помощь для транспортировки в другое место, и пятый — легкораненые, которым достаточно банальной повязки.

Думаете, я сам сортировать раненых напросился? Я — только вызвался помочь. Несколько дней вместе с военврачом этим занимался. Потом в операционную палатку снаряд влетел и в медсанбате образовался критический некомплект докторов.

— Лейтенант, давай теперь сам…

— Я? Один?

— Ну, а кто? Больше некому…

Думал я, что на день-два такая на мне будет ответственность, а уже почти неделю этим занимаюсь. Не присылают в нам в медсанбат новых военврачей. Неоткуда их взять.

— В операционную.

— В палатку…

В палатку… Это приговор для раненого. Не жилец он уже. Скоро отлетит его душенька. Доктора — не боги, человеческими душами они не распоряжаются.

Жестоко?

Жестоко.

Очень даже, но иначе — нельзя.

А, что делать? Этого бойца уже не спасти, а если с ним сейчас начать заниматься, то трое-четверо отяжелеют из тех, кому помочь за это время эффективно можно.

Очень боюсь я ошибиться, необоснованно кого-то в палатку отправить, что немного в стороне от других стоит.

— В операционную.

— В операционную.

— В операционную…

Вот, сразу троих нужно срочно оперировать, а сейчас все столы заняты…

Много раненых. Очень много. Так при наступлении всегда бывает.

— В палатку…

Сердце кровью у меня обливается… За что мне такое? Скорее бы докторами нас укомплектовали!

Новых машин с ранеными пока не видно, а значит надо мне бежать в перевязочную. Рука после ранения у меня ещё действует плохо, но и одной я могу что-то подать, где-то посильно помочь.

Я устал, очень хочется отдохнуть, но присаживаться нельзя. Вторые сутки мы все уже на ногах, а только присядешь — уснуть можно. Так частенько с нашими пожилыми санитарочками случается. Только она села, а смотришь — уже задремала…

— Котов! На сортировку!

Меня зовут. Видно, опять машина с ранеными пришла. Сколько же их уже за последние сутки было…

— Иду! Иду!

Не иду, ковыляю… Рука ещё раненая разболелась. Беречь мне руку надо, а не за носилки с раненым ею хвататься…