Помощник ездового - Александр Вячеславович Башибузук

Помощник ездового

Пролог

Утро на вокзале начиналось, как обычно. На путях бойко пыхтел паровоз, в вагонах и на перроне весело шумели красноармейцы, а на расположенном рядом базарчике, пробовали свои голоса торговцы.

— Ко-ости!!! Свежие кости, с мяском… — бойкий дед в линялом армяке верещал фальцетом около корыта с грудой бурых лошадиных костей.

— Масло топленое, коровье! Яйца, мытые, не засраные… — надсаживалась, отмахивалась от мух сутулая баба, закутанная в платок по глаза.

— Меняем одежу на муку…

— А кому самовар! Тарелки, плошки, чашки…

— Одежа…

— Яйца…

— Мясо…

— Простокваша…

Ор и галдеж нарастал, в него начала вплетаться ругань торгующихся покупателей. Словом, все как обычно, но, вдруг, неожиданно, над базарчиком пронесся истошный бабский вопль.

— Грабю-ю-ют!!! Держи во-о-ора…

Дородная бабища попыталась схватить патлатого мальчишку в драном пиджаке не по размеру, но только навалилась объемной пазухой на прилавок и снова заверещала.

— Держи убивцу!!! Держи-и-иии…

Пацан сунул шмат сала за пазуху, ловко увернулся от детины в алой рубахе, шмыгнул между прилавками и припустил вдоль возов с товаром.

— Ах ты рвань!!! — взревел звероподобный возница и звонко стеганул кнутом.

Беспризорник споткнулся, но ловко перекатился, вскочил, побежал дальше и…

И угодил прямо в руки милиционера в белой гимнастерке.

Дернулся, попытался вырваться, но тот наотмашь ударил мальчика по лицу тыльной стороной ладони.

— Куда щенок…

Беспризорник сразу обмяк, словно шарик из которого выпустили воздух.

— Разорвать татя!!!

— К стенке!

— Глаза выцарапаю…

— На сук!

Жаждущие расправы торговцы ринулись к милиционеру, но тот неожиданно решительно рыкнул, выставив ладонь вперед:

— Разберемся, граждане! Осади назад…

Публика отпрянула и начала расходиться злобно ворча, а милиционер потащил за шиворот задержанного к зданию вокзала.

Метров за двадцать до перрона, парнишка встрепенулся и тайком мотнул головой по сторонам. Заметил отходящий от перрона поезд, сунул руку в карман и коротко ткнул милиционера чем-то в ногу.

Тот взвыл, бросил беспризорника и схватился обеими руками за бедро, а пацан стремительно рванул к набиравшему ход эшелону. Дальше выскочил на перрон и побежал за вагонами, врезался в путейца с железнодорожным молотком, вскочил, поднажал, сильно прихрамывая и, все-таки, успел схватиться за скобу на последнем вагоне. Потянулся и повис, поджимая ноги.

— Это кто такой? — изумились солдаты в вагоне. — Куда, пацан, а ну прыгай пока не поздно!

— А ну брысь, шелупонь! — веснушчатый парень с прилипшей к нижней губе цигаркой замахнулся.

— Погодь… — осадил его пожилой солдат, заросший до глаз седой курчавой бородой.

Беспризорник намертво вцепился в скобу, полы пиджачишки и немытые вихры трепыхались по ветру, а в глазах пацана читалось мрачная решимость держаться до конца, даже если начнут сбивать прикладами.

Бородач посмотрел на него тяжелым взглядом, немного помедлил, а потом ухватил за воротник и одним движением втащил мальчика в вагон…

Глава 1

— Ты должен учиться, Алексей, — сердито выговаривал мужчина в сюртуке и галстуке. — Для таких людей как мы, единственный путь наверх — это знания!

— Но почему? — недоуменно посмотрел на него коротко стриженый мальчик в гимназической форме. — Чем мы хуже?

Мужчина нахмурился.

— Ничем не хуже. Но ты должен это доказать. И твои оценки будет этому свидетельством.

— Хорошо, папа, — мальчик опустил голову. — Я докажу…

Лешка вынырнул из сна, но так и остался лежать с закрытыми глазами. Он почему-то был уверен, что это не его воспоминания, хотя как не старался, не нашел никакого подтверждения этому.

Он помнил все из своего прошлого. Помнил что родился в семье чиновника средней руки, выбившегося наверх из самых низов, помнил, как изо всех сил старался доказать сверстникам в гимназии кулаками и отличной учебой, что он ничем не хуже и помнил, как оказался на улице, после того, как отца и мать после революции прямо возле дома убили непонятные вооруженные люди.

Дальше смерть родных быстро скрылась в тумане, а сам Алешка был занят выживанием среди таких же голодных волчат, как он.

Свобода закалила характер с телом и пришлась по душе гораздо больше, чем сытая и обеспеченная жизнь. Настолько больше, что Лешка трижды бежал из детдомов, в последний раз вспоров пузо завхозу, вздумавшему распустить руки.

Первый раз чужеродность прошлой и настоящей жизни проявилась тогда, когда его затащили в вагон солдаты. Алексей сразу потерял сознание, а когда очнулся, даже заорал от дикого несоответствия окружающей действительности.

Какой паровоз? Какие теплушки? Лошади в вагонных стойлах? Откуда? Кто эти люди в выцветших гимнастерках? Куда меня везут?

Впрочем, все почти сразу стало на свои места: Алешка списал случившееся на испуг и смирился. Правда, время от времени, все равно пытался покопаться в своем прошлом. Но, как всегда — без результата…

Звонко заскрипел фазан в зарослях дикой ежевики неподалеку. Алексей приоткрыл один глаз и увидел рядом кряжистого бородатого старика в свободной рубахе до колен и широких шароварах.

Старик сидел, сложив ноги по-турецки, и споро работал шилом и дратвой, тачая сапоги. Густой седой чуб колыхался в такт движениям.

Лешкины сапоги.

Алексей сразу закрыл глаз, но в воздухе что-то прошуршало и больно ударило его в бок.

— Лекса, сучий потрох! — прогудел негромкий, но густой бас.

— Встал, Михей Егорыч, встал… — зачастил Лешка, вскочил и метнулся к стойлам но, все равно, успел схлопотать по спине вторым своим сапогом.

Быстро запряг в двуколку с деревянной водяной бочкой плешивого, старого ишака, после чего торопливо повел его к воротам.

— Тьфу ты, шелупонь… — сплюнул мордатый рыжий парень на стене.

Лекса оставил без внимания его реплику. С парнями из эскадрона он ладил, кроме пары человек, в том числе Пашки Будина по кличке Бодя. Пашка было попробовал помыкать Алешкой, но когда встретил отпор, переключился на мелкие пакости. Однако, никогда не осмеливался переступить черту. В основном из-за дядьки Михея, которого боялся больше черта. Старик занимал в отдельном эскадроне неказистую должность ездового, но пользовался непререкаемым авторитетом среди личного состава. С ним частенько советовался даже командир отдельного кавалерийского эскадрона одиннадцатой кавалерийской дивизии — Казанцев Николай Владимирович, которого боялись и уважали все без исключения и который, заслуженно носил прозвище Чума, за свою суровость и беспощадность.

Привыкший к свободе Алексей сначала встретил армейскую жизнь