Троя. Пепел над морем - Дмитрий Чайка

Троя. Пепел над морем

Глава 1

Год 1 от основания храма. Месяц четвертый, не имеющий имени, самое его начало. Ориентировочно апрель 1175 года до н.э. Итан, восточный Крит.

Все же готовить шашлык нужно уметь. Здесь его готовить не умеют, и это несмотря на наличие свежего мяса, репчатого лука, кое-каких специй и древесного угля. А ведь у здешних людей есть все шансы приобщиться к величайшему достижению цивилизации. Ко второму из величайших, если первым считать пульт от телевизора. Я привез на Крит здоровенную глиняную корчагу, куда положил замаринованную в луковом соке баранину. Неклассический вариант, но мне нравится. Я вообще считаю, что мясо в уксусе маринуют только варвары, а тут все же Эллада, колыбель европейской цивилизации. Да! Еще насадка на шампурах должна быть неплотной, чтобы кусочки баранины пропекались равномерно со всех сторон. И уголь должен дойти до кондиции, когда он уже не горит, но слегка подернулся сероватым слоем золы… В общем, я на практике обучил этим тонкостям своего трубача, который прямо сейчас, истекая слюной, суетился во дворе, используя очаг как мангал. Мне самому заниматься таким невместно.

Весеннее равноденствие. День, когда все цари восточного Крита собрались на побережье по моему приглашению. У них и выбора особенного нет, слишком уж много изменений произошло за последние полгода. Сильный отряд высадился здесь аккурат перед зимними штормами и огненным смерчем пронесся отсюда и почти до самого Кносса, где правил царь Идоменей. Его посланник тоже сидел здесь, прожигаемый ненавидящими взглядами исконных хозяев острова.

Только кажется, что Крит огромен. Отсюда до древней столицы острова четыре дня пешего пути, а по морю и вовсе рукой подать. Царь западного Крита, густо заселенного ахейцами, встревожен не на шутку. Ему уже вот-вот уходить в поход на Трою, а под боком у него зашевелился враг, который опустошил селения всех мелких басилеев побережья. И, судя по упорным слухам, убил всех этих басилеев до единого, а их земли забрал себе. Царь Идоменей, повелитель Кносса, Гортины, Ликта, Феста, Ритима и других городов, пока что пребывал в здравом уме. Ни в какую Трою он не поплывет, пока не будет уверен, что его владения в полной безопасности. Слишком хрупок тут мир, слишком сильна взаимная ненависть и слишком крепки стены Прессоса1, последней твердыни этеокритян.

Люди здесь собрались серьезные, а потому серебром не обойтись никак. Я движением фокусника открыл ларец и достал оттуда произведения своих ювелиров, поставивших производство браслетов на поток. Они у меня теперь клепают их по единому образцу. Вырезали из дерева красоты неимоверной изделие, сделали по нему форму и льют их десятками, если понадобится. Сегодня вот понадобилось, к вящему моему горю. Несчастная моя казна не успевает наполняться драгметаллами острова, как я вновь нахожу им какое-нибудь дурацкое применение. Я даже расстроился немного.

Впрочем, гости, напялившие на запястья мое золото, расстроенными отнюдь не выглядели. Они выглядели какими угодно: настороженными, обрадованными, любопытными, озабоченными, но только не расстроенными. Видимо, многое уже успели услышать и переварить за эту зиму. Смена расклада на острове не радовала никого. Вместо горстки мелких вождей, зубами вцепившихся в здешние скалы, они получили непонятного соседа. Сильного, богатого и впридачу жадного до власти и земли. Сочетание хуже не придумаешь.

Лепешки, рыба, вино и соленые оливки. В начале весны, когда еще не начался сев, и эта немудреная трапеза считается роскошным пиром. Не секрет, что в это время даже царям приходится затягивать пояса. Не до жиру, когда родичи смотрят голодными глазами, а дети бедноты порой напоминают щепку, просвечивая ребрами сквозь тонкую до восковой прозрачности кожу.

Мой слуга внес блюдо, на котором исходило ароматом сочное мясо, и цари жадно запустили в него свои пальцы, обжигаясь и матерясь. Пальцы поболят и перестанут, а мяса может и не достаться. Вот такая тут жизнь. Цари рвали баранину и глотали ее почти не жуя. Они утирали руками сок, что тек по их бородам, жадно чавкая и запихивая вслед за мясом куски хлеба. Зная, как тут обычно проходят пиры, я мог поклясться, что об этом еще сложат пару-тройку песен.

— Для чего ты собрал нас, Эней? — спросил наконец Талас, царь Прессоса, стоявшего в горах, в дне пути отсюда. Он почитался старшим из всех царей Крита.

Остальные цари согласно загудели, с сожалением разглядывая опустевшее блюдо. Они тщательно облизали пальцы и вытерли их о скамьи. Десять пар глаз уставились на меня в ожидании.

— Я собрал вас, царственные, — безбожно польстил я этим людям, — чтобы предложить общее дело. Я готов нанять пять сотен крепких парней сроком на три года. Моя оплата серебром, доля в добыче и еда.

— Зачем тебе столько людей? — изумленно загудели цари. — Пять сотен! Ты что, Эней, решил завоевать Египет? Гы-гы!

— Это должны быть воины, а не трусливые рыбаки, — с нажимом сказал я. — Критские лучники — лучшие на всех островах, поэтому я не возьму кого попало. Я сам проверю их умение. А вы будете вправе взять за них свою долю. Скажем, сикль за каждого, кто умеет стрелять из лука, и по два, если сможет биться со щитом. У меня нет времени собирать людей по всему Криту, вы сами приведете их мне. И тут же получите обещанное. Быстрее привезете, быстрее разживетесь серебром. Или золотом, посчитаю один к десяти.

— Я дам полную сотню! — решительно заявил царь Прессоса. — У меня подросло немало босяков, которые родились с луком в руках. Пусть проваливают с моей земли. И так тесно.

— А что это ты дашь сотню! — возмутились остальные. — Мы тоже серебра хотим!

После часа ругани и препирательств они пришли к согласию. Каждый из восьми царей дает по полсотни воинов, а царь Прессоса дает полную сотню. Он все же самый уважаемый владыка в этих землях. Посланник Идоменея сидел тихо, словно мышка. Он даже мясо не посмел взять с блюда, только слушал и запоминал.

— Теперь ты! — повернулся я к нему. — Твой царь уходит в поход на Трою. Он поклялся помогать Агамемнону и Менелаю, своим родичам. Так?

— Так, — кивнул крепкий малый лет двадцати по имени Мерион, племянник царя Кносса и его возница. Он оказался весьма неглуп, а потому не проронил ни слова за все время, понимая, что